Кровавое наследство

Виолетта подумала опять, что, может быть, он до окончания сцены не хотел беспокоить своего соседа. Она поспешила в гардеробную и с лихорадочной торопливостью начала переодеваться. Щеки ее горели и руки дрожали от радостного волнения. Она ожидала, что вот-вот назовут ее имя или принесут ей записку. Но прошло более получаса — и ни того, ни другого не было. Опечаленная Виолетта вышла в вестибюль к своей матери, каждый раз встречавшей ее. Только вера в любовь Рафаэля Станмора поддерживала ее до сих пор, но теперь она видела, что и эта надежда рушилась. После долгой разлуки он увидел и узнал ее, и ничего не сделал, чтобы встретиться с ней. «Он презирает меня в несчастье, — с горечью подумала она. — Он предлагал руку только дочери богатого капитана, но бедной Виолетты, принужденной зарабатывать себе кусок хлеба на сцене, он и знать не хочет!»

Такие мысли занимали несчастную Виолетту на обратном пути. Мать ее, хотя и заметила необыкновенную бледность дочери, но приписала ее утомлению после первого выхода на сцену.

— Ты устала, Виолетта? — заботливо спросила она, когда они вошли в комнату и Виолетта в изнеможении упала на стул. — Иди, дитя мое, я приготовила тебе немного печенья с вином, иди, подкрепись.

— Я не могу есть, — отвечала Виолетта, — я так устала, что лучше всего будет, если я сразу лягу в постель.

Мать заботливо уложила дочь, которая вскоре притворилась крепко спящей, хотя голова ее горела и грудь давило отчаяние.

 

20

Со дня первого представления в Друрилейнском театре жизнь Виолетты была беспрерывной борьбой. Следуя внушениям своего благородного сердца, она решилась не показывать своего горя матери. Когда любовь ее была еще счастлива, она не открыла матери тайны своего сердца, тем более не могла она сделать этого теперь, когда страдала от измены возлюбленного. Однако эта измена существовала только в ее воображении. Она узнала Рафаэля Станмора и, заметив его удивление и пристальный взгляд, вообразила, что и он узнал ее. Но было иначе. Художник был поражен удивительным сходством молодой актрисы с дочерью капитана Вестфорда, но никак не думал, что это одна и та же девушка. Почти невольно взглянул он на афишу, но нашел только, что королева красоты носит фамилию Ватсон. Но если бы он даже и прочитал имя Виолетты, то не поверил бы, что молодая актриса была именно той девушкой, которую он так любил.

Однажды вечером в одной ложе первого яруса появились три господина. Один из них был человек средних лет, черты лица которого имели испанский тип; другой — непривлекательная личность с круглым надутым лицом и рыжими волосами; третий — красивый молодой человек, одетый с большим вкусом и изысканностью.

Первый из упомянутых был банкир Руперт Гудвин, второй — мистер Семпрониус Сикемор, известный ветреник, искавший только общества богатых и легкомысленных молодых людей, а третий — маркиз Рокслейдаль, который хотя и принадлежал к семейству древнего рода и имел 60 тысяч фунтов годового дохода, но не был одарен от природы ни светлым умом, ни благородным сердцем. С некоторого времени Гудвин почти всюду появлялся с легкомысленным маркизом. Он, конечно, делал это не без цели — он прочил маркиза в мужья своей дочери Юлии и с этим намерением привозил его с собой в Вильмингдонгалль, когда тот жертвовал своими удовольствиями в Лондоне. Хотя маркиз Рокслейдаль и восторгался красотой Юлии, но не желал связывать себя брачными узами и находил Вильмингдонгалль скучным в сравнении с теми увеселительными местами, которые посещал в Лондоне. Гудвин заметил это и решил повременить с осуществлением своего плана, не упуская из вида маркиза, за которым следил, как кошка за мышью.

В этот вечер он угостил маркиза Рокслейдаля и достойного спутника его, мистера Сикемора, великолепным обедом, по окончании которого, выпив порядочное количество вина, все трое отправились в Друрилейнский театр. Гудвин пил мало, отговариваясь головной болью, но хитрый Сикемор заподозрил банкира и стал наблюдать за ним.

Было уже десять часов, когда эти трое появились в ложе, а на сцене подняли занавес к последней картине, в которой королева красоты предстала глазам публики в золотом храме. Маркиз взял бинокль и направил его на сцену. Тотчас ему бросилось в глаза прекрасное лицо Виолетты, единственно незнакомое ему среди всех актрис этого театра.

— Клянусь честью! — воскликнул он. — Это чистый ангел!

— Кто ангел, любезный маркиз? — спросил, смеясь банкир.

— Молодая девушка в храме! Она новенькая, я еще не видел этого лица. Где этот проказник Мальтраверс нашел ее? Взгляните, Гудвин, — молодой человек передал банкиру бинокль.