Кровавое приданое

Совершенно не подавляя мою любовь к тебе, чувства к Магдалене только распаляли преданность, которая окутывала мое сердце, когда ты входил в комнату. Когда вы вдвоем шли рука об руку по улицам города, разглядывая витрины и смеясь, это наполняло меня неудержимым восторгом. Ты называл нас своими маленькими лисичками, а сам был нашей полярной звездой, ведущей нас сквозь ночь. Мое сердце трепетало в унисон с вашими, когда она делилась с нами последними сплетнями при свете камина, и мы с тобой оба с волнением слушали ее мнение о политических событиях на разных континентах.

Казалось, у Магдалены были связи с необъятной сетью информаторов, соперников, друзей и философских спарринг-партнеров, чьи письма находили ее везде, где бы мы ни остановились. Ты предостерегал ее от масштабной переписки с внешним миром, от того, чтобы подвергать опасности нашу тайну, но в те ранние годы ты потакал ее привычкам. В конце концов, это был ваш медовый месяц, грандиозное турне по всем европейским городам, которые она всегда мечтала посетить. Не грех было позволить ей кое-какие небольшие поблажки. Это было ее право как новобрачной.

Ты начал прятать письма и отговаривать ее отвечать своим стареющим коллегам гораздо позже, когда померкла ее новизна.

Мы десятилетиями гастролировали по Лиону и Милану, лениво наслаждаясь местным колоритом, а затем, в конце концов, по просьбе Магдалены провели зиму в Венеции. Тебя раздражала Венеция, ее кипучие цвета и бурлящие толпы людей, но я наслаждалась. Эта суета так сильно напоминала мне мою Вену. Мы с Магдаленой без устали бродили по площадям, наблюдая за суетящимися торговцами. Мы прогуливались по узкому берегу канала рука об руку, и я слушала, как Магдалена сплетничает обо всех городских чиновниках и их женах. Она знала об их семьях, месте в политике, знала, кто из них брал взятки, и обо всех них у нее было собственное мнение. Я восхищалась ее способностями к дипломатии. Если бы Большой совет Венеции прислушался к иностранной особе, да еще к женщине, в их распоряжении оказалось бы мощное оружие.

Всю первую зиму, что мы провели в городе, ты был раздражителен, жаловался на шум, сырость и на то, что у тебя нет тихого места для проведения исследований. Тогда я начала приближаться к разгадке твоей одержимости наукой, навязчивой идее каталогизации и препарирования людей. Все вампиры находят для себя способ разбавить монотонность бесконечной жизни, будь то гедонизм, аскеза или череда любовников, чья жизнь коротка, как у поденок. Ты же занимал свои руки и разум гипотезами, бесконечными исследованиями бытия человека и вампира. Может быть, стремился стать первым существом, разгадавшим, как одно перетекает в другое. А может быть, просто хотел отвлечься. Мне нет нужды спрашивать, от чего, господин мой. Я знаю, у бессмертной жизни есть свой определенный – и неизбежный – вес.

– Давай куда-нибудь сходим, – воскликнула однажды ночью Магдалена, обвив руками твою шею. Ты стоял, склонившись над своим столом, разглядывал образцы флоры и фауны с другого конца света. Я до сих пор понятия не имею, чем они тебя заинтересовали.

Улыбка, которую ты изобразил в ответ, больше походила на гримасу.

– Я занят, малышка.

Магдалена эффектно надула губки. Этот ее своевременный жест, вероятно, мог бы разрушить и стены Трои.

– Но сегодня вечером опера! Ты обещал, что мы сходим.

– Так и есть. Бери свою сестричку, а мне дай немного покоя. Если ты не видишь, милая, сейчас я полностью поглощен работой.

Магдалена издала недовольный стон, зато я была в восторге. Ты разрешил нам самим передвигаться по городу. Если рядом не будет тебя, летящего вперед сквозь тени и бросающего сердитые взгляды на прохожих, мы с Магдаленой сможем беседовать, неторопливо прогуливаясь по скользким после дождя улицам. На прошлой неделе Венецию захватил карнавал, и улицы захлестнула волна празднеств. Мир за нашей дверью наполнился целым сонмом звуков и красок, Венеция выглядела как никогда свирепой и прекрасной.

– Только капелет накину, – сказала я, стараясь скрыть волнение в голосе. Не хотелось бы, чтобы ты в последнюю минуту передумал и решил, что нам, как и всегда, необходим твой надзор.

Но в конце концов чаша весов, на которой лежали твои исследования, перевесила, и мы с Магдаленой получили разрешение путешествовать одним при условии, что пообещаем вернуться до первых лучей рассвета. Ты обожал подобные отеческие правила, и эти законы всегда незаметно ограничивали нашу свободу.

Мы с Магдаленой надели свои лучшие платья и вышли в ночь, шурша шелком и лентами, оставляя на булыжниках мокрые следы.