Кровавое золото Еркета (СИ)

Бекович задумался, постукивая пальцами по блюду — ломоть ароматной дыни вздрагивал. До похода Петра оставалось четыре с половиной года, а за это время было необходимо повести реформы, создать регулярную армию, построить первые мануфактуры и заводы, начать добывать золото и серебро, а также другие полезные ископаемые.

Но все это невозможно сделать, ибо Хорезм малолюден и беден ресурсами, нужно покорять богатый Мавераннахр, начинать войну с Бухарой. Вот только там населения раз в десять больше, и таких городов как Хива или Хазарасп там много, а у него ровно полдюжины. Триста тысяч народа против трех миллионов — рискованное противостояние.

Одно хорошо — у соседа полный раздрай идет, эмиры не желают подчиняться Бухаре, Коканд с обширной Ферганской долиной отпал. Так что если царь Петр Алексеевич даст ружья и пушки, да солдат, то не грех такой ситуацией воспользоваться…

Глава 43

— Великий падишах Севера, государь и царь Петр Алексеевич, прими дары от хорезмшаха Девлет-Гирея, что преподносит тебе их с великим почтением. Желая твоего высокого покровительства и братской дружбы, как между монархами и положено, ибо они одной владыческой крови, и их властвование самими небесами благословляется. И позволь мне слуге верному хорезмшаха, визирю Досим-бею, спросить тебя, ваше царское величество — по здорову ли ты, нет ли хворости какой?!

— Здоровы мы, чего и тебе желаем, визирь! По здорову ли младший брат мой, его шахское величество Хорезма Девлет-Гирей, славный потомок родового корня Чингиз-хана?

Царь Петр Алексеевич говорил громко, на весь зал, в котором, несмотря на полдень, было сумрачно — все же конец ноября в столице, в его любимом «Парадизе». Свинцовые тучи нависали над строящимся городом, дул порывистый ветер с залива, шел мокрый снег, облипавший стены и крыши возведенных дворцов и зданий.

— Когда я уезжал из Хивы, дабы припасть к подножию трона великого падишаха Севера, хорезмшах Девлет-Гирей был в здравии, чего и вашему величеству искренне желал.

Визирь отвечал царю с низким поклоном, подобострастно, чуть заискивающим тоном. Они оба разыгрывали написанные заранее роли в действе, что сейчас шло перед глазами не только собравшихся европейских посланников, которые отчаянно силились понять, что перед ними происходит на самом деле, а перед представителями монархов двух значимых стран Востока — турецкого султана и персидского шаха.

А вот те мгновенно осознали суть происходящего, и оно им сильно не понравилась, особенно персидскому представителю. Еще бы — русский царь отправил послом в Хиву своего чингизида с сильным отрядом войск. А тот свергнул Шергази-хана с престола, разгромил его армию, которая большей частью, согласно древним традициям, перешла на сторону победителя, и стал новым хивинским повелителем.

Но это еще полбеды — этот проклятый вероотступник и прихвостень шайтана Девлет-Гирей провозгласил себя хорезмшахом, династия которых прекратилась после завоевания Хорезма Чингиз-ханом пятьсот лет тому назад, когда шахский титул перешел к законным владыкам Персии. И теперь, прилюдно, во всеуслышание русский падишах признает своего князя Бековича-Черкасского хорезмшахом.

Да за меньшее войны начинали!

Теперь шахиншах обязан или начать войну с русскими и хивинцами, либо признать новоявленного шаха Хорезма. В последнем случае на стороне Девлет-Гирея вековая традиция, он не самозванец, а чингизид, а потому может быть ханом. А также и то, что в древнем Гургандже правили шахи, которые распространяли свою власть не только на Мавераннахр и Хоросан, но на всю Персию и часть Афганистана.

Представитель Оттомонской Порты моментально оценил коварнейший поступок русского царя, который шесть лет тому назад получил от султанской армии громкую оплеуху на Пруте и подписал унизительный мирный договор, который дезавуировал все достижения Азовских походов. Ослабить векового врага — Персию — да еще чужими руками, было слаще халвы, вот только захват Хивы это уже чересчур как-то. Слишком вызывающе, что ли. Хотя экспедиция замаскирована под посольство, но то, что во главе ее правоверный, к тому же потомок Чингиз-хана, не давала возможности выразить свое неодобрение, тем более, что данный поход задевал интересы не османов, а персидского шахиншаха. А вот ударить последнего в спину, когда тот пойдет с армией на Хиву, представлялось весьма выгодным делом, так как можно было прибрать к рукам султана обширные владения. Так что поставь русские хоть двух шахов, можно было не сомневаться, что владыка Блистательной Порты признает обоих.

Если бы не одно «но», убийственное и неприемлемое — захватившего Хорезм шаха уже именовали не просто потомком праведного халифа, но его наибом — то есть заместителем — за его странные реформации, идущие на благо одной лишь черни. А вот слухи о сих действиях, таких как возвращения лишь к уплате податей предписанных пороком, разошлись по всем мусульманским странам с быстротой молнии. А такое было чревато бунтами и мятежами, тем более что султанам Блистательной Порты принадлежал титул «халифа» — главы всех правоверных.