Кровавое золото Еркета (СИ)

Вот только сам Петр Алексеевич сохранял полнейшее хладнокровие, поглядывая на европейских посланников, лица которых с каждой минутой вытягивались, на них застыло ошарашенное выражение, особенно у английского и голландского дипломатов. Было видно, что они уже прикинули сумму подношений, пересчитали ее в гинеи или гульдены, и теперь лихорадочно соображали, а как легче добраться до затерянной в пустыне страны, где даже просыпанный на ковер песок был золотым.

Вот оно, сказочное Эльдорадо, которое раздобыл себе русский царь! И не хочет ни с кем поделиться приобретенным!

— Мин херц, но это трудно оценить…

Голос Меншикова осекся, и было от чего — теперь в зал входили гвардейцы из Семеновского полка, ставя на ковер различные золотые и серебряные блюда и чаши, кувшины и тарелки. Все предметы были украшены чеканными узорами, многие каменьями. Царь вспомнил свои подарки, которые он послал Шергази-хану, убитого Бековичем — смотрелись они как милостыня нищему, по сути, прямое оскорбление, которое необходимо было смыть только кровью. Так что невольно он сам спровоцировал войну, в которой, к счастью, победил его ставленник.

На ковер теперь укладывалось оружие — с десяток сабель, с золотой насечкой, в каменьях. Каждая в богато украшенных ножнах — тысячи четыре рублей каждая, а то и более, цена у таких весьма высокая. А семеновцы все шли и шли, выкладывая на ковры рулоны драгоценного шелка — дамы в зале усердно заработали веерами, от вида этого великолепия многие из женщин побагровели даже под толстым слоем пудры и белил. А глаза буквально разгорелись, когда появилась вытканная золотой нитью парча — даже маленький рулон ее представлял огромную ценность.

Гвардейцы с невозмутимым видом принялись аккуратно укладывать шкурки каракуля — овца овцой, как не крути, но царь хорошо знал их ценность — как у самого дорогого аглицкого сукна втрое большего по весу. А стопки шкурок росли прямо на глазах, превращаясь в три солидные колонны, которые быстро росли — вначале по колено, потом по пояс, а последние уже чуть ли не в рост высоких гвардейцев — зрелище впечатлило всех собравшихся в зале. Многие европейцы даже дышать перестали, обозревая ошалевшим взглядом все это великолепие, и такая жуткая смесь зависти и алчности иногда проявлялась на их лицах. Но тут же силой воли они возвращали привычную невозмутимость с презрением — мол, и не такое видели, так что ты, московский царь, нас этим зрелищем не удивил.

Однако Петр Алексеевич уже прекрасно знал эти лживые повадки — прошло уже почти двадцать лет, как он впервые побывал в Европе, и смотрел на все, разинув рот. Многое тогда казалось удивительным в Амстердаме или Лондоне, где на него смотрели как на дикаря, только белого своей кожей, а не арапа, как его бывший слуга Ганнибал, или кафра.

— Великий падишах Севера, — визирь старательно выговаривал трудные для него слова, но за два месяца дороги этот умный и очень трудолюбивый от природы сарт, да к тому же хорошо образованный и знающий множество наречий, научился вполне сносно говорить на русском языке. А может быть еще и потому, что одна из его любимых наложниц была обрусевшей степнячкой, причем знающей такие слова, которые женщине неприлично произносить в любом обществе.

А еще он прекрасно понимал ситуацию, видя с каким вожделением, все европейцы смотрят на выставленные прилюдно невиданные богатства. Так что алчность охватила всех русских вельмож, и особенно советника царя, а также жену монарха. И никто из них даже не догадывался, что это была значительная часть богатств Хивы, которую собрали с невероятным трудом. Но это была лишь наживка, необходимая жертва, чтобы добиться того, что повелел ему хорезмшах, хитростью и коварством которого он уже восхищался, искренне считая что тот достоин стать владыкой всего края, а он сам, соответственно, стать визирем третьего по своей мощи мусульманского государства, а лучше первым — но то со временем будет.

— Великолепные кони посланы в дар — ты ими можешь наделить самых достойных из своих витязей и генералов, если сочтешь их недостаточно пригодными для себя, — визирь поклонился, и взял в руки шкатулку, откинув крышку. — А здесь учрежденный хорезмшахом Девлет-Гиреем орден Солнца Хорезма. Мой государь смиренно просит тебя, великий падишах, возложить на себя первый знак и ленту этой награды! Прими орден и кавалерию, ты самый достойный из правителей, которых мой государь знает!

Этот момент был заранее обговорен, и Петр Алексеевич извлек из шкатулки зеленую с двумя былыми полосками по краям шелковую ленту — расторопный Меншиков тут же помог расправить ее на груди и спине. Дальше появился ромбовидный золотой знак из золотой проволоки, представлявший сложный узор, усыпанный сверху бриллиантами. На массивной цепи из того же металла, украшенной эмалированными бляшками. И большую звезду, похожую на Андреевскую размером, но отлитую из золота и обильно украшенную небольшими бриллиантами. Лучшие ювелиры Хивы три дня трудились без сна и отдыха, но сотворили не только это чудо.