Кровавые ангелы

Неожиданная сумятица привлекла его внимание. По передним рядам прошел настойчивый шепот, построение сломалось, и вокруг одного из воинов сгрудились остальные. Рафен поднялся с колен и приблизился. Он увидел Туркио — боевой брат повернулся к нему лицом.

— Рафен, может, тебе лучше держаться подальше…

Протиснувшись, он увидел сержанта Кориса, который, казалось, склонился в почтительной молитве. Вдруг тело старого воина содрогнулось, и с его губ сорвалось низкое рычание. Рафен похолодел — он сразу узнал признаки.

— Когда?..

— Когда он пришел, выглядел угрюмым, — прошептал Туркио. — Пока пели гимн, его смятение становилось все сильнее.

Кровавый Ангел облизал губы.

— Боюсь, это дело капеллана.

Рафен проигнорировал эти слова и присел на корточки, чтобы заглянуть Корису в лицо.

— Брат-сержант? Ты слышишь меня?

Корис поднял голову, и у Рафена перехватило дыхание. Лицо ветерана было перекошено от гнева, а его глаза напоминали темные провалы, заполненные животной ненавистью. Он оскалил зубы, на губах пузырилась слюна.

— Рафен! — резко бросил сержант. — Ах, парень, эти крылья, ты слышишь их шелест? А горн нечестивца Хоруса? — Мышцы на шее Кориса вздулись, когда он напрягся, чтобы сдержать кипевшую в душе страсть. — Видишь, Дворец Императора лежит в руинах? — Дыхание со свистом проходило сквозь зубы. — Это реально? Я вижу это и все-таки не вижу… Чаша! Это яд?

Туркио коротко кивнул.

— Это черная ярость.

Генетическое проклятье. Среди космодесантников разговоры о нем были почти табу, и все же, как его ни назови — черная ярость, порча, красная жажда, — это свойство определяло характер ордена. Ученые и историки Космодесанта на Ваале склонны говорить о наследии великого Сангвиния с благоговением. Мощь чистого геносемени оказалась настолько велика, что даже через десять тысяч лет после гибели примарха от предательской руки магистра войны Хоруса психические отголоски ужасного противостояния оставались неизгладимо запечатленными в клетках каждого Кровавого Ангела. В минуты сильного стресса этот изъян проявлялся в космодесантниках — и вот это случилось с Корисом. Для воинов, познавших сладкую мощь гнева, манившую их на зыбкой границе боевого исступления, необходимость сдерживать безумие берсерка становилась постоянным испытанием. Эта сила таилась в коллективной родовой памяти воинов Ваала и проявлялась, как и сейчас, в канун сражений, когда Кровавые Ангелы возвращались к своим подавленным воспоминаниям. Они видели мир, каким он предстал перед глазами Сангвиния, и словно сами воплощались в примарха, сражаясь с Хорусом не на жизнь, а на смерть в огне пожарищ великой Терры. Для застигнутых этим состоянием воинов ворота безумия раскрывались настежь.

Рафен положил руки на плечи сержанта.

— Корис, послушай меня. Это я, Рафен, твой друг и ученик. Ты меня знаешь.

— Я зна… — умудрился выдавить Корис. — Берегись… Зловонной крови! Отравленной чаши…

— Твои видения… Не позволяй им победить, или ярость поглотит твой разум!

На очень короткий миг взгляд Кориса, казалось, прояснился.

— Я чувствую его боль как свою собственную! Она как поток течет сквозь меня… Но что-то… неправильно.

Фигура в черной броне приблизилась, и Рафен узнал ее.

— Брат, постой в стороне, — попросил Туркио. — Ты не должен вмешиваться.

— Что здесь происходит?

Космодесантник перевел взгляд с лица старого воина на чудовищную череполикую маску капеллана. Рафен узнал брата Делоса — того самого, что подходил к Аркио в главном зале.

— Брат-капеллан, — начал Туркио, — боюсь, почтенный сержант Корис на грани порчи.

Рафен, охваченный гневом, перебил обоих:

— Я не стану такое слушать! Он тысячу раз встречался с гневом лицом к лицу и сохранил свою душу. И сейчас справится!

Слова едва слетели с губ, а Рафен уже понял, что это не так.

Делос сдвинул визор и положил ладонь на руку Рафена.

— Тебе не вернуть его словами, брат, — мягко сказал он. — Жажда забирает самых великих… Лестраллио и Тихо на Темпесторе, даже Мефистона…

— Мефистон не поддался! — рявкнул Рафен.

Капеллан обвел Кориса опытным взглядом.

— Один лишь Мефистон. Твой наставник не долго продержится. Ты позволишь ему сойти с ума от боли, брат? Или постоишь в стороне и позволишь дать ему шанс обрести покой?

Рафен ощутил, как желание бороться покидает его. Делос был прав.

— Но почему именно сейчас? Гнев не приходит просто так. Я много раз сражался рядом с Корисом и прежде не видел его таким…

— Пути великого Ангела неисповедимы, — торжественно отозвался Делос, помогая Корису встать.

Глаза ветерана остекленели, и все понимали, что он сейчас видит сражение десятитысячелетней давности и находится отнюдь не на палубе «Беллуса».

Жалость и угрызения совести пронзили Рафена, словно клинок, когда Делос подал знак другим закованным в черную броню фигурам, и они повели Кориса прочь. Сержант напрягся и зарычал через плечо:

— Рафен! Остерегайся… предателей!

Туркио печально покачал головой.

— Он путает настоящее и времена дуэли с Хорусом.

— Ты в этом уверен? — с горечью парировал Рафен.