Кровавые Ангелы: Омнибус

Мефистон жестом приказал стоящему рядом ветерану.

— Сержант, отдайте этому воину свой силовой меч.

Десантник достал клинок и протянул его Рафену, тот принял его и неглубоко поклонился. Он развернул клинок в своих руках, его пальцы легко легли за зубчатую гарду и сжали рифленую рукоять. Меч резонировал от дремлющей угрозы, отполированный серебряный клинок отражал на своей поверхности цвета оранжевого неба. Рафен пробежался пальцами по очертаниям половинки орла, вырезанного на рукояти.

— Превосходное оружие, — заметил он.

Мефистон отступил и дал ему пройти.

— Этот вопрос будет решен, — нараспев произнес он, — брат против брата, пусть победит преданный.

ПРЕВОСХОДНО. Штель почти засмеялся в голос, когда Рафен взял меч. Это было идеальным, даже он сам не смог бы осуществить постановку такого изящного финала. Брат столкнется с братом, не говоря уже о награде в качестве смерти за безрассудное предложение Рафена. Этот конфликт будет подходящим концом для этого непокорного десантника и в конечном итоге Штель избавится от этого раздражителя, который мешался у него под ногами с тех пор как они впервые прибыли на мир-гробницу Кибелу. Печально, что родной брат Аркио так сильно сопротивлялся культу, который Штель создал среди Кровавых Ангелов — такой воин, с таким непокорным и упорным духом был бы прекрасным дополнением к свите Перерожденного Ангела. Если бы он только последовал путем его боевых братьев и по-настоящему принял вновь приобретенную божественность Аркио, Рафен смог бы стать сейчас лордом командором в армии Крестового похода крови; вместо этого, он станет первой жертвой и его жизненная жидкость станет вином для посвящения.

Но нет, сказал сам себе Штель, уж лучше пусть он умрет. Пока он жил, Рафен был фактором случайности, картой-джокером в играх инквизитора, срежиссированных заговоров и контрзаговоров. Это была чистая счастливая случайность, что космодесантник оказался на Кибеле когда Гаранд отослал Несущих Слово атаковать ее, но его присутствие быстро переросло из мелкой неприятности в более серьезную помеху. Рафен никогда по-настоящему не преклонялся перед своим измененным братом — Штель знал это, даже когда тот приносил свою клятву верности Аркио в часовне крепости Икари — и, поэтому, он должен быть уничтожен.

Рафен умрет от руки своего собственного брата и вместе с этим, Аркио навсегда неизбежно свернет с пути света Императора. Как только кровь его близкого родственника окрасит золотую броню, как только она с шипением превратиться в пар от обжигающего клинка Святого копья, Аркио оборвет последнюю связь с тем, что до сих пор делает его человеком. Как только Рафен исчезнет, Аркио еще дальше продвинется на пути восьмиконечной звезды и ничто больше не будет его сдерживать. Вместе со своим братом, он убьет свою совесть.

Штель почувствовал на себе внимание Мефистона и уголком глаза посмотрел на библиария, не желая встречаться с ним взглядом. Возможно, псайкер почувствовал какие-то его мысли, возможно, нет. Это мало что значило, он будет ждать момента, когда свет в глазах Рафена потухнет и тогда позволит себе резню. С удушающим ментальным колпаком защиты Улан, лоялисты опрокинут лорда Смерть и его людей числом, столь большим, что ни один из десантников Данте не выживет. И если нет, у Штеля был еще один туз в рукаве, еще один игрок, которого он мог ввести в игру.

РАФЕН взял меч в руку и прижал его к груди, клинок смотрел в небеса. Он мрачно отсалютовал своему брату. В ответ, глаза Аркио сощурились так, что остались тонкие полоски, и он позволил копью Телесто в своих руках развернуться на всю длину. Тусклые вспышки янтарно-желтых молний пробежали по клинку и золотой иконе Сангвиния, вырезанной на рукояти.

Оба воина на мгновение застыли; до начала схватки оставался один вздох, но они пока что наблюдали за поспешным напряжением мускулов, малейшая оплошность могла выдать последующее действие оппонента. В воинах Империи, схватки один на один были достаточно распространенным явлением, конфликтующие стороны часто начинали сражение с битвы чемпионов. Как и все Адептус Астартес, Рафен и Аркио были натренированны сражаться в одиночку, быть армией из одного человека; за прошедшие годы, в качестве новобранцев, братья множество раз встречались в спарринге. Он знали друг друга столь хорошо, что могли просчитать любую атаку, нейтрализовать любую защиту — но затем время изменило их обоих.

Рафен отдал себя этому моменту, позволив разуму и духу слиться, превращаясь в слаженный механизм движений и ударов. Недвижимо и безразлично, Аркио следил за ним, золотая статуя среди бесцветных руин городской площади. Рафен сконцентрировался пока перед его взглядом не остался только его брат, только очертания человека. Враг.