Кровавые Ангелы: Омнибус

Ветер, горячий и вялый, играет с моим плащом, дует мне в лицо. Он разгоняет дым, заставляя серую массу дрожать над трупами, словно обессиленный призрак. Ни звука. Здесь нет деревьев, чтобы трепетать листьями в шуме скорби. Нет высокой травы, что колыхалась бы в благословении. Земля изжевана в грязь и перегной. Останки оружия и людей медленно тонут в трясине. Со временем все воспоминания о событиях на Супплициум Секундусе сотрутся. Дым развеется. Он недолго проживет.

Серди мертвых нет порядка. Нет никаких намеков на то, что здесь была война. Нет разделений между армиями, нет четкой границы столкновения. Просто брат, пошедший на брата. С болтером, с мечом, с пушкой, с голыми руками, это была просто чистая война всех против всех. Все население Супплициума замертво лежит передо мной. Я вижу штатских всех полов и возрастов. Я вижу униформу Недрогнувших Просителей, местных сил планетарной обороны. Я вижу гордые знаки отличия Мордианской Железной гвардии, теперь занесенные грязью.

Мы здесь из-за Железной гвардии. Это их генерал Спира позвал нас. Его послание было отрывочным и отчаянным. Мы больше не могли связаться с ним после его первого клича. Я смотрю на людей, перебивших друг друга, и сомневаюсь, что мы еще когда-либо его услышим.

По вокс-связи приходит отчет с другой посадочной площадки. Супплициум Секундус — небольшой мирок, тесно сжатый, с небольшими участками вдоль экватора, годными для поселения. На каждом из этих участков был воздвигнут улей, и как раз рядом с этими ульями приземлились наши ударные силы, в многовекторной атаке, готовые одновременно все вместе карать врага. Сержант Салеос отозвался с Улья Кантики, сержант Андарус — с Улья Подношения, а потом сержант Процеллус, с Улья Гимна. И везде одно и то же: бесконечная сцена смерти. Мы пришли из-за еретического восстания. Мы пришли, потому что Гвардия была подавлена. Мы нашли лишь тишину.

За моей спиной на свободном пятне земли стоит десантно-штурмовой корабль "Громовой ворон". «Кровавый шип». Со мной Столас, эпистолярий четвертой роты, капеллан Данталион, знаменосец Маркозий и тактический отряд во главе с сержантом Гамигином. В нескольких метрах слева от меня сержант сканирует местность с помощью ауспика. Ничего. Раздражение волнами разливается от моих братьев. Жажда кровавой битвы пожирает их изнутри. Их болтеры все еще подняты, в поисках несуществующих целей. Они злы на мертвых. Наши знамена поднимаются над долиной, гордые, но неподвижные в затихшем ветре, зовом к битве, что давно завершена.

— Это пустая трата времени, — говорит Столас.

— Разве? — спрашиваю я.

Услышав мой тон, Столас резко поворачивает голову.

— Лорд Мефистон, — начинает он. — Я…

Я прерываю его.

— Ты знаешь, что здесь случилось?

— Нет, я…

— Ты видел такое раньше?

На этот раз он даже не пытается отвечать. Он просто качает головой.

— Мордианец убивал мордианца, — показываю я. — И все мордианцы убиты. Это вводит меня в замешательство, — я отворачиваюсь от Столаса, теряя интерес к нотации, снова фокусируясь на безумии, что передо мной. И это было именно безумие, понимаю я. Сумасшествие. В этом нет логики, и в этом неправильность этого полотна смерти. Мой взгляд скользит по бескрайнему числу трупов. Я вижу совершенство, но совершенство мерзости. — Мы не тратим время даром, — говорю я, обращаясь скорее к себе, чем Столасу. — Здесь какая-то загадка, и она несет на себе метку Хаоса.

Что-то мелькает в моем боковом зрении. Я оборачиваюсь. Движение в дыму. Приближается фигура. Человек. Его движения рваные, неровные, и в то же время целеустремленные в своей энергичности. Он дергается туда-сюда, не передвигаясь в каком-то определенном направлении, пока не замечает нас. Тогда он бежит, наступая на спины мертвых. Он вбивает в них ноги с такой силой, что я слышу хруст их костей под его ступнями. Его руки вытянуты вперед, словно он спешит обнять нас. Он появляется из дыма. Его зубы оскалены. Лицо его красное, сухожилия напряжены. Он рычит в непонятной ярости. Что за человек станет нападать, столь непоколебимо, столь удивительно одиноко, на Адептус Астартес? И что за человек сделает это безоружным? Только один: человек полностью во власти безумия.

Он прыгает на сержанта Гамигина, кусаясь, царапаясь и плюясь. Этот человек никак не может надеяться пробить броню Кровавого Ангела. Гамигин просто стоит в ошеломлении. Через минуту он поднимает человека и держит его за шею. Это свирепое, дикое существо — гвардеец. Его униформа разорвана, но ее осталось достаточно, чтобы опознать в нем полковника.

Внезапно сжав кулак, Гамигин ломает шею человека и швыряет его наземь. Он наступает на его голову, раздавливая ее как орех. Из динамика его шлема доносится рычание, постепенно усиливаясь в громкости и напряженности.

— Брат-сержант? — спрашивает капеллан Данталион.

Гамигин разворачивается, обнажая цепной меч.