Кровавые девы

Невысокие ворота выходили в переулок. Замок на доме номер 12 выглядел на удивление дорого для такого места, но Эшер без труда перелез через забор. Узкий двор, как и у леди Итон; его нельзя было назвать неухоженным, но вряд ли ему уделяли много внимания. Комнаты на верхнем и нижнем этажах были обставлены с тяжеловесной крикливой роскошью, снова напомнившей ему кёльнский особняк. Даже узоры на обоях кое-где походили на те, что он видел в Кёльне. Но единственной целью этого дома было показать, что хозяин живет в нем, как и подобает человеку, и даже спит в кровати.

Склеп от неглубокого подвала отделяла стена, проход в ней был скрыт за ящиками, которые Эшер едва сумел сдвинуть. Как и во многих петербургских подвалах, стены здесь были липкими на ощупь, в воздухе витал слабый запах сточных вод. Установленный на козлы гроб оказался пуст.

Когда Эшер легко спрыгнул с забора позади дома номер 12 и выпрямился, оглядывая переулок, из-за угла выступил человек и протянул к нему руку:

- Mein Herr, тысяча извинений…

Он не был похож ни на жандарма, ни на служащего Охранки, поэтому Эшер остановился и подождал, пока незнакомец приблизится к нему. Тот двигался как кавалерист, хотя на вид ему было лет пятьдесят с лишним. В некогда пышных бакенбардах серебрилась седина, мешковатый, хотя и дорогой на вид костюм, такой же помятый и испачканный, как у самого Эшера, скрывал высокую худощавую фигуру, ссутулившуюся под грузом лет.

- Пожалуйста, прошу вас, простите меня, - продолжил немец, отвешивая официальный поклон. – Я не имею отношения к полиции. Я видел, что вы перелезли через забор. Дело в том, что я ищу проживающую в этом доме даму, которая, как я опасаюсь, попала в беду. Я не задаю вопросов, но прошу вас как человека благородного: скажите… вы заходили внутрь?

«Конечно же, нет, за кого вы меня принимаете? За грабителя?» - этот ответ крутился у Эшера на языке, но умоляющее выражение серых глаз незнакомца заставило его передумать. Он спросил:

- Кого вы ищете, mein Herr?

- Мадам Эренберг, - с достоинством ответил немец. – Она… она мой близкий друг. В воскресенье я получил телеграмму, которая испугала меня. Обращаться в полицию я не хочу. О русской полиции ходит слишком много тревожащих слухов. Но когда я прошлым вечером прибыл в Петербург, то узнал, что врач, лечивший мадам от нервного расстройства – именно с ним я должен был встретиться, - так вот, я узнал, что он убит. Теперь оказывается, что ее дом заперт…

- Я имею честь говорить с полковником Зергиусом фон Брюльсбуттелем? – мягко осведомился Эшер.

Тот бросил на него ошарашенный взгляд:

- Jawohl.

***

- Он стал вампиром? - прошептала Лидия, чувствуя, как легкие наполняются воздухом, сладким, как тысяча поцелуев. Сознание прояснилось, хотя она по-прежнему не находила в себе сил, чтобы открыть глаза. Но сейчас это не имело никакого значения. В том помещении, где она лежала, царила темнота, и рядом был Симон.

На щеке она ощутила прикосновение гладких острых ногтей (совсем как у ангела из ее сна).

- Да, сударыня.

- Жаль.

Она сжала его тонкие сильные пальцы, такие знакомые и холодные. Почему-то подумалось, что его руки должны быть еще холоднее… наверное, ее собственные ладони сейчас как две ледышки, хотя сама она ощущала лишь дремотное тепло.

- Значит, он победил? Он отправится к кайзеру…

- Вам не стоит беспокоиться об этом, сударыня.

- Лучше бы я умерла…

- Не переживайте так. Я не позволил бы вам умереть от рук подобного проходимца, да еще и еретика к тому же.

Ее голова снова лежала у него на коленях. Щекой Лидия чувствовала грубую вытершуюся ткань. Ей вспомнился… сон? Во сне ее перенесли в узкую монашескую келью где-то в подземельях. Когда она открыла глаза (или подумала, что открыла), то в тусклом свете лампы, пробивающемся сквозь смотровое окошко, увидела, как Исидро надевает черную монашескую рясу, извлеченную из какой-то погребальной ниши, всю в пыли и паутине; полуистлевшая ткань расползалась под его пальцами. Его рубаха и брюки аккуратной стопкой лежали на полу у двери кельи – Лидия еще удивилась, почему он положил их именно туда. Она не знала, хватит ли ей сил, чтобы переодеться, но потом вспомнила о Текселе и сказала себе, что силы найдутся.

За этим воспоминанием пришли другие.

- Она мертва, - шепнула Лидия. – Ирэн. Леди Итон. Мне так жаль, Симон. Он сказал… По его словам выходило, что ее убила Петронилла.

Он отвел взгляд и ничего не ответил. Лидия снова заговорила:

- Мне так жаль.

- Я не ожидал ничего другого. Не стоит об этом.

- Вы проделали долгий путь. Так что стоит.

Джейме рассказал ей и о найденных в жестяной коробке пальцах Ирэн, и о том, что исчезнувшая женщина была дорога Симону, хотя и не уточнил, откуда ему это известно. Насколько Лидия знала Исидро, сам испанец никогда не стал бы откровенничать на такие темы.

- В конечном счете все это не имеет значения.