Кровавые кости

Он уставился на меня, но вынул у меня пистолеты из кобур.

– В чем дело, Блейк?

– Наручники. Есть у вас наручники?

– Есть.

Я протянула ему руки:

– Наденьте на меня!

Я говорила сдавленным голосом, с трудом выжимая из себя слова.

Наручники защелкнулись. Я отдернулась, уставясь на них. Открыла рот, чтобы попросить “снимите их”, и закрыла.

Волосы моей матери щекотали мне щеку.

– Я слышу запах духов, – сказал Ларри.

Я поглядела на него вылезающими из орбит глазами. Говорить я не могла, двигаться тоже. Я не доверяла себе ни в чем.

– Боже мой! – ахнул Ларри. – Ты же будешь чувствовать, как она будет гореть!

Я только смотрела на него.

– Что я могу сделать?

– Помоги мне. – Мой голос упал до шепота.

– Что с ней? – спросил Брэдфорд.

– Серефина пытается заставить Аниту ее спасти.

– Вампир там проснулся? – спросил он.

– Да.

Серефина выбралась из гроба. Юбки бального платья заметали края пола у двери, ведущей в кухню. Она не могла подойти ближе, потому что из окна лился солнечный свет. Бензин тек по полу к ней.

– Анита, спаси маму!

– Это ложь, – сказала я.

– Что ложь? – переспросил Брэдфорд.

Я покачала головой.

– Анита, спаси меня, ты же не хочешь, чтобы я умерла! Ты ведь можешь спасти меня!

Я свалилась на колени, руки в браслетах зарылись в гравий дорожки.

– Остановите бензин!

Ларри присел рядом со мной:

– Почему?

Хороший вопрос. У Серефины был на него хороший ответ.

– Там Джефф Квинлен. Там, внутри.

– А, черт! – выругался Ларри и обратился к Брэдфорду. – Нельзя их поджигать. Там мальчик в доме.

– Остановите бензин, – скомандовал Брэдфорд и пошел к бензовозу, махая руками.

От Серефины поднялась волна ликования. Это была ложь. Ксавье убил Джеффа этой ночью. Ничего живого в доме не было.

Я руками в наручниках схватила Ларри за рукав.

– Ларри, это ложь. Она лжет мне. Через меня. Оттащи меня к патрульной машине и поджигайте, сейчас же...

Он уставился на меня:

– Но если Джефф...

– Не спорь, делай! – крикнула я, закрывая лицо руками, стараясь заглушить молящий голос у меня в голове.

Языком я ощущала вкус пудры “Гипнотик”. Это было уже чересчур. Серефина перепугалась.

Ларри позвал Брэдфорда, и они помогли мне добраться до машины – почти отнесли. Когда они стали сажать меня в машину, я попробовала отбиваться, но очень стараласв сдерживаться, и они смогли закрыть дверь. Клетка из стекла и металла. Я вцепилась в сетку на окне, так что пальцы заболели. Но и боль не помогла.

Бензин был повсюду, пропитывал все. Серефина задыхалась от его паров.

– Нинья, не надо. Не делай маме больно. Не теряй меня снова!

Я стала качаться взад-вперед, вцепившись пальцами в сетку. Взад-вперед, взад-вперед. Скоро все будет кончено. Скоро все будет кончено.

Что-то ласково коснулось моего лица, воспоминание такое настоящее, что я не могла не обернуться, посмотреть, кто там.

– Такой же настоящей будет и моя смерть, Анита.

Кто-то поджег бензин. Заревело пламя, и я закричала еще раньше, чем оно охватило Серефину.

– Не-е-е-е-ет! – вопила и, стуча наручниками в стекло. Ее обдало жаром, пламя сдуло платье, как лепестки цветка, и впилось в ее плоть. Я колотила руками по стеклу, пока не перестала их чувствовать. Я должна была ее спасти. Должна была ее спасти. Упав на спину, я стала бить в окно ногами. Била и била, ощущая удары даже спиной. Била и орала, и стекло треснуло. Треснуло и выпало.

– Анита! Анита! – звала она меня. Я уже наполовину выбралась в окно, когда меня попытались перехватить. Я не мешала хватать меня за руки, но оттолкнулась от окна ногами. Мне надо к ней, остальное все не важно. Ерунда.

Я упала на землю; кто-то держал меня за руку. Я приподнялась, бросила держащего через плечо и побежала в огонь. Уже ощущался жар, рвущий кожу. Внутри ощущался, пожирая нас заживо.

Меня схватили, я отмахнулась руками, сложенными в единый кулак. Державшие руки разжались, я вскочила на ноги. Кто-то схватил меня сзади, оторвал от земли, подняв за талию. Я ударила ногами назад, и хватка исчезла, но тут же еще чьи-то руки, еще чьи-то. Кто-то придавил меня сверху. Рука размером с мою голову прижала лицо к камням. Чьи-то руки придавили наручники к земле, вес всего тела пришелся на мои запястья. Еще кто-то сицел на ногах.

– Нинья, нинья!

Я вопила вместе с ней. Я вопила, задыхаясь в дыму, в запахе горящих волос и пудры “Гипнотик”. Я увидела входящую в бок иглу и закричала:

– Нет, нет! Мама! Мамочка!

Игла вошла в тело, и мир поглотила тьма. Эта тьма воняла горелым мясом, и у нее был вкус помады и крови.

41

Несколько дней я провела в больнице. Порезы, ушибы, несколько швов, но главное, – ожоги второй степени на спине и на руках. Ожоги не сильные, шрамов остаться не должно. Врачи сказали, что понять не могут, где я обожглась. Я не очень рвалась объяснять – может быть, сама не была уверена, что смогу объяснить.

У Джейсона оказались переломы ребер, проколотое легкое и другие внутренние повреждения. Он полностью излечился в рекордное время. Состояние ликантропа имеет свои преимущества.

Жан-Клод выздоровел. Лицо его вновь обрело то совершенство, что когда-то привлекло к нему Серефину.