Кровавые поля

Квинт его не услышал. Все его внимание было сосредоточено на ближайших гастатах, которые обменивались мощными ударами щитов.

– Это неприятная, грязная работа, – сказал Коракс. – И она совсем не похожа на славные дела, в которых принимают участие кавалеристы.

– В наши дни быть кавалеристом не так уже и приятно, – с горечью ответил Квинт.

– Думаю, ты прав. Однако я слышал много хорошего о Фабриции.

– Уверен, что так и есть, командир, – ответил Квинт, но ему не удалось скрыть иронию.

Он облегченно вздохнул, когда Коракс не стал комментировать его слова.

– Когда он хочет получить ответ?

– Он сказал, что мне следует подождать, командир.

– Хорошо. Это не займет много времени.

Коракс выкрикнул приказ, его люди прервали тренировку, и Квинт услышал их тяжелое хриплое дыхание. Центурион подошел к ним и отдал новые приказы. На этот раз солдаты выстроились в две колонны и начали быстро бегать по кругу.

Квинт, точно зачарованный, наблюдал за ними, сообразив, что это тренировка на выносливость; прежде он никогда не видел ничего подобного. Деревянные щиты и мечи были вдвое тяжелее настоящих, и очень скоро гастаты начали сильно потеть. Коракс приказал им десять раз пробежать туда и обратно на полной скорости.

«Отец никогда не проводит таких тяжелых тренировок», – скептически подумал Квинт, решив, что это не слишком разумно, и не важно, что они сражаются верхом. Он вновь попытался представить, каково было бы сражаться в пешем строю, рядом с дюжинами товарищей по оружию. Возможно, лучше, чем быть кавалеристом?

– Тебе интересно?

– Да, командир.

– Ты когда-нибудь думал о том, чтобы стать пехотинцем?

Квинт искал, что ответить. Его искусственный акцент, простые плащ и туника должны были навести Коракса на мысль, что он слуга Фабриция.

– Да, командир.

– Ну, велиты нам нужны не меньше, чем любые другие солдаты.

Квинт попытался выглядеть довольным. Он мечтал служить в тяжелой пехоте, но слова Коракса породили в его сознании сумасбродный план. И юноша решил, что, если он хочет, чтобы его мечты стали реальностью, следует продолжить игру.

– Да, командир.

– Твой хозяин не будет очень доволен, но мы с радостью тебя возьмем. Конечно, если ты выдержишь начальную подготовку. Некоторые офицеры не слишком сильно нагружают новичков, но только не я.

– Благодарю, командир. Сочту за честь.

«Но так ли это?» – спросил себя Квинт. Он не раз слышал, что велиты пользуются наименьшим уважением среди легионеров. Однако стать одним из них лучше, чем с позором вернуться домой. Или никогда больше не служить в армии.

– Не нужно говорить о чести. Лучше хорошенько подумай. Риму необходимы такие солдаты, как ты. Через год или два службы ты сможешь получить повышение и стать гастатом.

Квинта охватило радостное возбуждение, но боль в левой руке заставила не принимать поспешных решений. Если он сейчас начнет тренироваться вместе с велитами, то его ранение скоро будет обнаружено. Объяснить, почему он был ранен стрелой, будет практически невозможно. Кроме того, ему требовалось учесть все варианты.

– Я подумаю, командир, – сказал он.

Коракс посмотрел на него, но тут его помощник прокричал какой-то вопрос, и центурион вернулся к своей работе.

Однако к тому моменту, когда Коракс написал ответ на нижней части пергамента Фабриция, разум Квинта проделал отчаянную работу. Отец грозил отправить его домой в самое ближайшее время – а так у него появился шанс остаться в армии. Он не мог перейти в другую кавалерийскую часть – Фабриций этого не позволит; к тому же офицеры знают, кто он такой. Однако здесь у него может получиться. И если он будет хорошо служить, его произведут в гастаты. План казался ему удачным, и походка Квинта обрела упругость, когда он возвращался к кавалеристам. Осталось лишь подождать, когда левая рука вновь обретет силу.

Но через несколько часов он был уже не так уверен в правильности своих рассуждений. Калатин ему сначала даже не поверил.

– Твой отец не станет отсылать тебя домой! – воскликнул он.

Но, увидев, что Квинт в этом уверен, он принялся всячески отговаривать друга от вступления в пехоту. Все очень скоро узнают, кто он такой. Новые товарищи никогда не будут считать его своим из-за акцента; не говоря уже о том, как много велитов гибнут во время сражений.

– Ты помнишь, сколько людей мы потеряли на берегу Требии? – запротестовал Квинт.

Однако последний довод Калатина произвел на него самое сильное впечатление.

– А как же я? – спросил он. – У меня не останется друзей. Не поступай так со мной, пожалуйста.

– Ладно, – пробормотал юноша, стараясь не думать об отце. – Я останусь.

Однако он не был уверен, что сможет долго все это выносить.

Этрурия, весна

Ганнон почувствовал легкий зуд и в сотый раз потер шрам на шее. Плоть в том месте, где ее коснулся раскаленный металл, исцелилась, но по какой-то необъяснимой причине привлекала мух, точно свежая коровья лепешка. Он раздраженно махнул рукой.

– Пошли вон!

– Здесь не так уж много мух, командир, – кротко сказал Мутт. – Тебе еще повезло, что сейчас зима.

– Говорят, летом в воздухе от них черно, – добавил Сафон.