Кровавые земли: Европа между Гитлером и Сталиным

Некоторые из лагерей военнопленных с ужасной репутацией находились в оккупированной Беларуси, где к концу ноября 1941 года смертность достигла 2% в день. В шталаге-325 под Минском, который один из его узников вспоминал как «просто ад», узников набивали в пределах колючей проволоки так тесно, что те едва могли двигаться. Им приходилось мочиться и испражняться там же, где они стояли. В этом лагере погибли около ста девяти с половиной тысяч человек. В дулаге-185, дулаге-127 и шталаге-341 в городе Могилеве на востоке Беларуси очевидцы видели горы трупов, лежащих возле колючей проволоки. В этих лагерях умерли приблизительно тридцать–сорок тысяч узников. В дулаге-131 в Бобруйске в лагерных помещениях произошел пожар. Тысячи узников сгорели заживо, а тысяча семьсот человек были расстреляны из автоматов при попытке к бегству. Всего в бобруйском лагере погибло по крайней мере тридцать тысяч человек. В дулаге-220 и 121 в Гомеле половина узников была помещена в заброшенные конюшни, у другой же половины вообще не было никакого укрытия. В декабре 1941 года смертность в этих лагерях возросла с двухсот человек до четырехсот и семисот в день. В дулаге-342 в Молодечном условия были настолько кошмарными, что узники подавали письменные петиции с просьбой их расстрелять[364].

Аналогичными были и лагеря в оккупированной Советской Украине. Из шталага-306 в Кировограде немецкие охранники рапортовали, что узники едят тела застреленных товарищей, иногда еще до того, как жертвы умирают. Розалия Волковская, выжившая в лагере во Владимире-Волынском, видела то, что происходило с мужчинами в местном шталаге-365: «Мы, женщины, видели сверху, что многие узники едят трупы». В шталаге-346 в Кременчуге, где узники получали самое большее двести граммов хлеба в день, каждое утро в яму сбрасывали тела. Как и в Украине 1933 года, иногда живых хоронили вместе с мертвыми. В том лагере погибло по крайней мере двадцать тысяч человек. В дулаге-162 в Сталино (ныне Донецк), по крайней мере, десять тысяч узников загоняли за один раз за колючую проволоку маленького лагеря в центре города. Люди могли только стоять. Лишь умирающие лежали, потому что любого, кто ложился, затоптали бы. Здесь погибли около двадцати пяти тысяч человек, освободив место для новых пленных. Дулаг-160 в Хороле, на юго-запад от Киева, был одним из больших по размеру лагерей. Хотя объект был расположен на заброшенном кирпичном заводе, узникам запрещалось ютиться в его помещениях. Если они пытались прятаться там от дождя или снега, их расстреливали. Комендант лагеря любил наблюдать за зрелищем дерущихся за еду узников. Он тогда въезжал на коне в центр разъяренной толпы и давил насмерть людей. В этом и в других лагерях возле Киева погибло тридцать тысяч человек[365].

Советские военнопленные также находились на десятках других объектов в оккупированной Польше, в Генерал-губернаторстве (которое растянулось на юго-восток после вторжения немцев в Советский Союз). Оттуда пораженные члены польского сопротивления докладывали о массовой смерти советских узников зимой 1941–1942 года. Около 45 690 человек умерли в лагерях Генерал-губернаторства за десять дней, с 21 по 30 октября 1941 года. В шталаге-307 в городе Демблине за время войны погибли около восьмидесяти тысяч советских военнопленных. В шталаге-319 в Хелме погибли около шестидесяти тысяч человек; в шталаге-366 в городе Седльце – пятьдесят пять тысяч человек; в шталаге-325 в городе Замосць – двадцать восемь тысяч человек; в шталаге-316 в Седльце – двадцать три тысячи. Около полумиллиона советских военнопленных умерли от голода в Генерал-губернаторстве. На конец 1941 года самую большую группу жертв немецкого строя в оккупированной Польше составляли не местные поляки, не местные евреи, а советские военнопленные, которых привезли на запад, в оккупированную Польшу, и оставили умирать от холода и голода. Несмотря на недавнее вторжение СССР в Польшу, польские крестьяне часто пытались подкармливать голодающих советских узников. В отместку немцы расстреливали польских женщин, приносивших кувшины с молоком, и истребляли целые польские села[366].

Даже если бы все советские военнопленные были здоровы и хорошо питались, смертность зимой 1941–1942 года все равно была бы высокой. Вопреки тому, что думали многие немцы, у славян не было врожденного иммунитета к холоду. В отличие от немцев, советские солдаты иногда были снабжены зимней одеждой, которую немцы отбирали. Военнопленных обычно оставляли без приюта и без теплой одежды при температуре значительно ниже нуля. Поскольку лагеря часто находились в полях, не было деревьев или пригорков, которые бы защищали от беспощадных зимних ветров. Узники, роя руками мерзлую землю, строили сами себе простые землянки, где и спали. В Гомеле три советских солдата-товарища пытались согревать себя, тесно прижавшись друг к другу. Каждый по очереди спал посредине, в самом лучшем месте, согреваемый телами товарищей. Только один из них дожил до того, чтобы рассказать эту историю[367].