Кровавые земли: Европа между Гитлером и Сталиным

По мере распространения слухов о Треблинке немцы занялись пропагандой. Польское правительство в изгнании, находясь в Лондоне, передавало своим британским и американским союзникам рапорты о газовых камерах и о других убийствах немцами польских граждан. Все лето оно призывало британцев и американцев принять ответные меры по отношению к немецким гражданским лицам, но тщетно. Офицеры польского сопротивления (Армии Крайовой) подумывали о нападении на Треблинку, но так и не предприняли его. Немцы отрицали использование газа для убийств. Начальник еврейской полиции в Варшаве и официальный «уполномоченный по переселению» Юзеф Шеринский утверждал, что получал открытки из Треблинки. В Варшавском гетто действительно была почта, которая работала даже в течение тех недель. Почтальоны носили фуражки с яркими оранжевыми козырьками, чтобы их не забрали во время облавы. Но они, конечно же, не могли приносить известий из Треблинки[559].

Доставки партий из Варшавы в Треблинку возобновились 3 сентября 1942 года. В последней партии «Большой операции» 22 сентября 1942 года были еврейские полицейские и их семьи. Когда еврейские полицейские подъезжали к станции, они выбрасывали из окон свои фуражки и другие символы их бывшей миссии или социального статуса (еврейские полицейские часто были выходцами из зажиточных семей). Такое поведение было предусмотрительным, поскольку еврейских полицейских могли недобро встретить в концлагере их соплеменники. Однако Треблинка не была лагерем. Она была фабрикой смерти, так что их действия ничего не меняли. Полицейских травили газом, как и всех остальных.

За несколько месяцев Штангль изменил внешний вид Треблинки и таким образом увеличил ее летальную функциональность. Евреев, прибывающих в Треблинку в конце 1942 года, выгружали не просто на платформу, окруженную мертвыми телами, а внутри псевдожелезнодорожной станции, разрисованной еврейским работником так, что она выглядела как настоящая. Тут были часы, расписание и билетные кассы. Когда евреи выходили на «станции», они слышали звуки музыки, которую играл оркестр под управлением варшавского музыканта Артура Голда. Евреев, которые хромали, с трудом двигались или еще как-то на этом этапе демонстрировали свою слабость, забирали в «лазарет». Еврейские работники с красными повязками на рукавах помогали им добраться к зданию, на котором был знак красного креста. Позади этого здания немцы, переодетые в докторов, убивали больных евреев выстрелом в затылок над ямой. Главным палачом был Август Мите, которого еврейские работники называли «Ангелом смерти» (Malach Ha-Mavet). Евреи, которые могли двигаться, делали несколько шагов вперед, в своего рода дворик, где мужчин и женщин разделяли: мужчин – направо, женщин – налево, как им приказывали на немецком и на идиш[560].

Во дворе евреев заставляли раздеться догола под предлогом, что их нужно продезинфицировать перед последующей переправкой «на восток». Евреи аккуратно складывали свою одежду в кучку и связывали обувь шнурками. Они обязаны были сдать все ценности; женщинам устраивали досмотр полостей тела. В этот момент некоторых женщин из некоторых партий отбирали для изнасилования, а некоторых мужчин из некоторых партий отбирали для работы. Женщины затем разделяли судьбу всех остальных, а мужчины жили еще несколько дней, недель или даже месяцев как подневольная рабочая сила[561].

Все женщины шли в газовые камеры без одежды и без волос. Каждая должна была сидеть перед еврейским «парикмахером». Религиозные женщины, носившие парики, обязаны были их сдать. Даже в этот самый последний момент перед смертью люди реагировали по-разному, индивидуально. Для одних женщин обстригание было подтверждением истории про «дезинфекцию», для других – подтверждением того, что их собираются убить. Из женских волос потом изготовляли чулки для немецких работников железной дороги, а также стельки для обуви немецких подводников[562].

Обе группы – сначала женщин, а затем мужчин, голых, униженных и беспомощных – заставляли бежать сквозь тоннель. Он был несколько метров в ширину и примерно сто метров в длину; немцы называли его «дорогой в рай». В его конце евреи видели большую звезду Давида на стене над входом в темную комнату. Там же висел церемониальный занавес с надписью на иврите: «Это ворота к Б-гу. Праведники пройдут». Наверное, немногие из них замечали эти детали, когда их загоняли внутрь два охранника, стоящие возле входа, оба – «травники». Один из «травников» держал кусок газовой трубы, другой – саблю; оба орали на евреев и били их. Затем один из них закрывал дверь на замок, а другой кричал «Воду!» – самые последние элементы обмана, не нужные больше этой обреченной группе, запертой в газовой камере, но предназначавшиеся для тех, кто ждал своей очереди. Третий «травник» поворачивал рычаг, и мотор танка заполнял камеру выхлопным газом[563].