Кровавые земли: Европа между Гитлером и Сталиным

Особенно поражала суетливость всего происходившего. Во время Большого террора предложения Сталина трансформировались в приказы, приказы – в квоты, квоты – в трупы, трупы – в цифры. Ничего подобного не происходило в случае с евреями. Хотя большую часть последних пяти лет своей жизни Сталин был занят вопросом советских евреев, он не мог найти начальника госбезопасности, который бы слепил из этого правильное дело. В старые времена Сталин избавлялся от начальников безопасности после того, как те выполняли какую-то массовую операцию, а затем обвинял их в перегибах. Теперь же офицеры МГБ, что, наверное, не удивительно, казалось, колебались, совершали перегибы. Сначала Сталин заставил Абакумова состряпать дело, хотя начальником НКВД был Лаврентий Берия. Затем он позволил, чтобы Абакумова разоблачил Рюмин, который в свою очередь пал в ноябре 1952 года. У преемника Рюмина случился сердечный приступ в первый же день работы. Наконец, расследование принял С.А. Гоглидзе, клиент Берии[753].

Сталин утратил свою некогда безмерную власть, которая позволяла ему вовлекать людей в свой вымышленный мир. Ему доводилось угрожать начальникам безопасности вместо того, чтобы давать им инструкции. Его подчиненные понимали, что Сталин хотел признаний и совпадений, которые можно представить как факты. Однако им постоянно мешало определенное внимание к бюрократическим приличиям и даже, до определенной степени, к законности. Судья, который вынес приговор членам Еврейского антифашистского комитета, сказал подсудимым об их праве на обжалование. В процессе преследования советских евреев начальники безопасности иногда с трудом заставляли своих подчиненных (и, наверное, что самое главное, подсудимых) понимать, чего от них ожидают. Допросы, хотя и были брутальными, не всегда давали нужные доказательства. Пытки, хотя и имели место, были последним средством и именно на них лично настаивал Сталин[754].

* * *

Сталин был прав, что волновался о влиянии войны и Запада и о продолжении существования советской системы в том виде, какой он ей придал. В послевоенные годы далеко не все советские граждане были готовы принять то, что 1940-е годы оправдывали события 1930-х годов, что победа над Германией ретроспективно оправдывала репрессии по отношению к советским гражданам. Такова, конечно же, была логика Большого террора в то время: приближается война, поэтому опасные элементы нужно убрать. В сознании Сталина приближающаяся война с американцами, видимо, оправдывала еще один виток упреждающих репрессий в 1950-х годах. Неясно, хотели ли советские граждане пойти на такой шаг. Хотя многие поддерживали антисемитскую истерию начала 1950-х годов, отказываясь, например, ходить к врачам-евреям или покупать лекарства у фармацевтов-евреев, однако это не являлось одобрением возврата массового террора.

Советский Союз просуществовал почти четыре десятилетия после смерти Сталина, но его органы госбезопасности никогда больше не устраивали голода или массовых расстрелов. Преемники Сталина, какими бы брутальными они ни были, отказались от практики массового террора в сталинском смысле слова. Никита Хрущев, в конечном счете победивший в борьбе за право наследования Сталину, выпустил большинство украинских заключенных, которых отправил в ГУЛАГ десятилетием ранее. Не то чтобы Хрущев лично не был способен на массовое уничтожение: он был достаточно кровожадным во время террора 1937–1938 годов и повторного захвата Западной Украины после Второй мировой войны, но полагал, что Советский Союз больше не может существовать таким способом. Он даже обнародовал некоторые преступления Сталина в докладе на съезде КПСС в феврале 1956 года, хотя и делал ударение на страданиях элиты коммунистической партии, а не на группах, которые пострадали гораздо больше, – крестьянах, рабочих и представителях нацменьшинств.

Восточноевропейские государства оставались сателлитами Советского Союза, но ни одно из них не пошло от показательных процессов (прелюдия к Большому террору конца 1930-х годов) дальше, к массовому уничтожению. Большинство из них (Польша была исключением) коллективизировали сельское хозяйство, но никогда не забирали у крестьян права на частные земельные наделы. В сателлитных государствах, в отличие от Советского Союза, не было голода. При Хрущеве Советский Союз вторгнется в коммунистическую сателлитную Венгрию в 1956 году. Хотя в последовавшей за этим гражданской войне погибли тысячи людей, а интервенция привела к смене руководства, за этим не последовало массовых кровавых репрессий. Относительно мало людей были преднамеренно уничтожены в коммунистической Восточной Европе после 1953 года. Цифры были на несколько порядков ниже, чем во время эры массового уничтожения (1933–1945) и этнических чисток (1945–1947).

* * *