– Не твое дело. Ты многое обо мне не знаешь. И узнать особо не стремишься – вопросы не задаешь. И ради бога, покупай себе курево сама!
– Сам говорил, никаких вопросов, – огрызаюсь я, игнорируя последний подкол. – Еще в самом начале!
Я бешусь в открытую и плевать на это хочу. Тот разговор я помню прекрасно. Около года назад осенним вечером мы, оба поддатые, стояли у бара на Кингзуэй. Патрик слыл донжуаном-сердцеедом, за спиной имел развод и несколько разбитых сердец, но меня это не остановило. Один его взгляд, и меня как током ударило. Этот человек видел меня настоящую и сильно хотел. Тогда я прикусила Патрику ухо, а он в ответ схватил меня за горло, прижал к стене и зашипел: «Не кусаться, вопросов не задавать. Мы трахаемся, и точка». Сейчас я правила нарушать не стану.
Патрик выплескивает остатки питья на рельсы и снова поворачивается ко мне.
– Разумеется, никаких вопросов. Как я мог забыть?! – язвит он, потом делает глубокий вдох, очевидно, чтобы успокоиться. – Согласен. Судя по словам Мадлен, в этих отношениях присутствовал контроль.
– Может, присутствовало и что-то еще, что-то по-страшнее, о чем она пока нам не говорит… Если психиатрических проблем нет, единственным вариантом защи ты останется аффект в результате домашнего насилия. Голые факты выглядят неутешительно… – Я замолкаю, вспомнив ножевые раны на теле Эдвина и кровавые пятна на одежде Мадлен.
Не успевает Патрик ответить, как у платформы останавливается поезд. Мы заходим в вагон и усаживаемся напротив друг друга. Я готова к его призыву, кончик языка в нетерпении прижат к губам: отлично помню, как давилась, когда его эрегированный член вбивался мне в рот. «Открой рот пошире и расслабься» – такой совет я вынесла из многолетнего чтения журналов и просмотра порнухи. Такие советы легко давать за пивасиком, а попробуй-ка широко раскрыть рот и дышать носом через лобковые волосы, параллельно удерживая равновесие на обоссанном полу. Задачка не из легких. Так почему мне не терпится «выйти на бис»? Почему я сижу на краю сиденья и жду, когда Патрик меня коснется? Боже, купе-то пустое, можем приступить здесь и сейчас. Кто нас увидит? Перед мысленным взором издевательски кружатся слова сообщения:
Кладу ладонь ему на колено, поднимаю ее к бедру…
Патрик с силой ее отталкивает – такое ощущение, что меня шлепнули. Резко, словно обжегшись, я выпрямляю спину.
– Ты что творишь?!
– Я подумала…
– Ты подумала неправильно. Лучше думай о деле, это главное.
– Так мы не обсудим встречу по возвращении в город? – спрашиваю я. Говорить о деле Мадлен в поезде совершенно не хочется.
– Я не успею, так как спешу на ужин. В начале следующей недели время выберем.
– С кем ты ужинаешь? – Голос мой звучит буднично, только Патрика не обмануть.
– Это совершенно не твое дело, – заявляет он.
Я прислоняюсь к окну и смотрю на плывущие мимо дома. Поезд чуть замедляет ход, и в одном саду я замечаю целующуюся парочку. Интересно, они меня видят? Они гадают, кто я? Гадают, почему женщина, ссутулившаяся у окна поезда, вытирает слезы? Когда мы подъезжаем к Марилебону, я дожидаюсь, когда Патрик сойдет с поезда, и лишь потом отворачиваюсь от окна и начинаю собирать вещи.
Линия Бейкерлу очень быстрая. Не успеваю оглянуться, и я на набережной, качу сумку по Эссекс-стрит мимо винного бара Кэрна, мимо Королевского судного двора и останавливаюсь в канцелярии. Марк вручает мне записки по делу на следующий день – пухлую стопку документов, наспех перевязанную розовой тесьмой. Листы бумаги и фотографии из нее едва не вываливаются.
– Почему она такая неряшливая? – разочарованно спрашиваю я.
– Ее из коллегии вернули. Кингз-бенч-вэй, двадцать семь. У них документы всегда неряшливые.
– Здорово! Я очень рада. – Я заглядываю на последнюю станицу. Суд короны в Вуд-Грин. Что же, это, крайней мере, рядом. То есть относительно рядом.
– Процесс чисто символический, мисс, – сообщает Марк. – Займет дней пять-шесть.
– Ясно. – Я просматриваю обвинительное заключение. Семь попыток нанести тяжкие телесные повреждения, один случай опасного вождения. – Ясно, – киваю я. – Всю ночь буду готовиться. Спасибо! – Я пячусь из канцелярии, прижимая документы к груди.
Сумку и пальто я бросаю у стола и кладу перед собой документы. Прежде чем ознакомиться с ними или с фотографиями, которые дала Фрэнсин, я звоню Карлу. Он должен быть на плавании с Матильдой.
– Алло! Вас не слышно! – Голос Карла звучит совсем слабо.
– Привет, это я. Как Матильда? – кричу я.
– Отлично, у нее все отлично. – Внезапно связь улучшается, делая последние слова слишком громкими.
– Уж наверное! Слушай, мне тут неожиданно процесс подсуетили. Готовиться придется долго. Я скоро буду дома, а вот вечером придется работать.
Долгая пауза.
– Понятно, – наконец говорит Карл. – В награду за плавательные успехи я обещал отвести Матильду в пиццерию.