Я вовремя прихожу к школьным воротам и разговариваю с другими мамами и папами, ожидающими своих детей. Звенит звонок, и из здания выносится поток детишек, которых забирают родители. В первом потоке Матильды нет, как и во втором. Она не выходит даже с последним мальчиком, который всегда опаздывает. Он тащит за собой джемпер и запачканную пластиковую сумку, из которой торчат книги. Все ушли, и площадка пустеет. Это словно повтор предыдущего дня, и на мгновение меня охватывает тот же страх – кто-то украл Матильду и не собирается отдавать ее. Вскоре эти мысли исчезают, когда я осознаю, что в школе она в безо пасности. Матильда бы не потерялась. Но на месте этого безымянного страха встает другой, более четкий и определенный.
Я иду в приемную и жду, пока молодая женщина за стойкой заметит меня. Она раскладывает какие-то папки в задней комнате, и мне приходится сказать «простите» несколько раз, прежде чем она замечает меня.
– Могу я вам помочь? – спрашивает она.
– Я пришла за Матильдой. Матильдой Бейли, второй класс?
– Она разве не вышла?
– Еще нет. Я просто хотела проверить, не осталась ли она в классе. Можно мне пройти туда? – спрашиваю я.
– Давайте я позвоню. – Она берет список имен и проводит по нему пальцем, остановившись примерно на трех-четвертях пути. Потом набирает номер. – Я насчет Матильды Бейли, ее мама пришла. Она с вами?
Пауза. Я слышу голос на другом конце провода, но не могу расслышать слова.
– Здорово, спасибо. Я скажу ее маме. – Она кладет трубку и смотрит на меня: – Чуть раньше сегодня ее забрал папа. Вы не знали?
– Наверное, я… я забыла. Простите. – Такое впечатление, что меня ударили в грудь, но я пытаюсь говорить спокойно. – Тогда лучше поеду домой. – Я улыбаюсь женщине, но она уже вернулась к своим папкам.
Я быстро иду домой, а сердце гремит в ушах. Карл просто очень рациональный человек, вот и все. Нелогично считать, будто он забрал Матильду из школы пораньше, просто чтобы это сделал он, а не я. Я спешу еще сильнее, отчаянно желая добраться домой и остановить мысли, вращающиеся в моей голове.
Я открываю дверь, захожу, и мгновение все кажется нормальным. Матильда бежит ко мне и обнимает. Мы садимся на нижнюю ступеньку, и она рассказывает мне о том, что делала сегодня и как ее друзья были впечатлены, что она говорила с полицией днем раньше. Мы болтаем, и я уже собираюсь пройти с ней на кухню, чтобы дать ей фрукты, когда появляется Карл и нависает надо мной.
– Матильда, иди в свою комнату, – говорит он.
– Мама собиралась дам мне вкусняшку.
– Я принесу тебе апельсин, а потом можешь, пожалуйста, пойти в свою комнату.
Я стою в коридоре и жду, пока он не возвращается из кухни и не передает Матильде тарелку.
Дочка берет ее и спрашивает:
– Что это? Выглядит забавно.
– Это апельсин, – говорит Карл. – Можешь теперь пойти наверх? – Стоя спиной к солнцу, лучи которого падают сквозь окно над дверью, Карл кажется выше, чем обычно, внушительнее.
– Это не похоже на апельсин. Он красный.
– Это красный, или кровавый, апельсин, Матильда. Органический. Полезный для тебя. Просто пойди в комнату и съешь его, – говорит Карл, показывая наверх.
В этот раз она так и делает, встает с моего колена с капризным вздохом и, громко топоча по ступенькам, идет наверх, ясно давая понять, что ей не хочется этого делать.
– Элисон, пожалуйста, зайди сюда. Нам нужно кое-что обсудить.
Мне хочется сказать ему, чтобы он отвалил, перестал быть такой помпезной задницей, но моя бравада длится недолго. Я встаю и следую за ним, засунув руки глубоко в карманы брюк, чтобы скрыть дрожь. Сажусь на диван и жду, когда он ко мне присоединится, но вместо этого он встает с другой стороны комнаты перед камином. Я жду, когда он заговорит, но Карл молчит. Тишина в комнате становится все тяжелее и тяжелее. Если мое сердце продолжит стучать так учащенно, он его услышит.
– Карл, я…
Я больше не могу молчать, но только я открываю рот, он тоже начинает говорить, заглушая мои неуверенные слова:
– Я думал об этом всю ночь, Элисон. И весь день. Мне приходилось со стольким мириться, и я больше так не могу.
– Что ты хочешь сказать? – чуть ли не блею я.
– Пожалуйста, ничего не говори. Это и так очень сложно, но мне нужно сказать то, о чем я думаю. Все зашло слишком далеко.
Я киваю молча. Понимаю, что прижала ладонь ко рту, хотя не помню, когда это сделала.
– Я подам на развод, Элисон. Пути назад нет. Я поговорил сегодня с юристом, и закон на моей стороне. Я могу развестись с тобой по причине безответственного поведения. Ты знаешь, через что ты заставила меня пройти, особенно за последний год.
– Я…
– Нет, дай мне закончить. Для меня это очень сложно. Меньшее, что ты можешь сделать, это дать мне договорить.
Я скоро взорвусь, во мне бурлят слова защиты, обвинения, извинения, боль; они извиваются и корчатся, и, если я не выпущу их изо рта, они взорвут мне голову. Но я молча киваю. Это меньшее, что я могу сделать.