Кровавый апельсин

– Сэр, прошу вас покинуть наше заведение, иначе я вызову полицию, – говорит бармен, и Патрик поднимает на него взгляд. А потом начинается смеяться.

Я хочу уйти из паба, но мне страшно – вдруг он последует за мной? Патрик еще раз бросает на меня взгляд и, встав, надвигается на меня. Бармен встает перед ним, но он отпихивает его и, взяв меня за подбородок, наклоняется для поцелуя.

– Я потерял все, – говорит он. – Все.

Я отстраняюсь, но он уже отпустил меня. Оттолкнув меня в сторону, Патрик уходит из паба.

Мы с барменом стоим в наступившей тишине. Я понимаю, что мое лицо мокрое, и вытираю то, что считаю слезами. Мужчина идет к бару и приносит мне стопку белых салфеток. Я вытираю щеки, глаза, стираю поцелуй с губ.

– Вы в порядке? – спрашивает бармен, и я киваю. – Ваше лицо… то есть у вас идет кровь.

Я опускаю взгляд на салфетки. Он прав, они испачканы кровью. Адреналин покидает тело, и я чувствую жжение пореза. Снова прижимаю салфетку к лицу.

– Все будет хорошо, – говорю я. – Мне пора.

– Хотите, чтобы я вас провел? Вдруг он поджидает вас? – предлагает бармен.

Я почти соглашаюсь, но глубоко внутри понимаю, что Патрик не станет ждать, он уже ушел. Так что я качаю головой и выхожу.

Я иду мимо метро Холборн по пути к «Трэвелодж», опустив голову, чтобы никто меня не узнал. Напротив станции вижу газету.

«ВЕДУЩИЙ СОЛИСИТОР ОБВИНЕН В ИЗНАСИЛОВАНИИ», – кричит заголовок. Я беру газету, на первой странице зернистая фотография Патрика. Я пытаюсь прикрыть его лицо рукой. Начинаю читать, но потом выкидываю в ближайшую урну. Я и так достаточно знаю.

Добравшись до «Трэвелодж», я провожу остаток дня, сидя в номере отеля и пытаясь дозвониться до Карла, но его телефон выключен. Примерно в пять я все-таки дозваниваюсь, и мое сердце подскакивает, особенно когда раздается голос Матильды, говорящей «Привет» прямо в трубку. Так приятно слышать ее голос, но тут Карл забирает телефон и снова выключает его. Голос дочери продолжает звенеть в моих ушах.

Глава 21

Марк звонит мне в среду рано утром и спрашивает, не против ли я сходить в Королевский суд Внутреннего Лондона, чтобы разобраться с делом о краже, его ведет Санкар, но он задержался в другом суде. Мне надоел «Трэвелодж», и, хотя здание суда внутреннего Лондона слишком близко к квартире Патрика, я говорю: да. Не могу продолжать отказываться от работы. Я принимаю душ и одеваюсь, игнорирую звонки, пока не наступает время выходить. Захожу в лифт и жду, когда он поедет. Смотрю на экран, чтобы понять, кто звонил.

Хлоя, три раза подряд. Я устало вытаскиваю сумку на колесиках из лифта. Этому нет конца. В моей голове и так сейчас столько всего: то, что сделал Карл, пропавшая Матильда, Патрик. Такое впечатление, что во мне не осталось больше свободного места.

– Да, это я, – отвечаю, выбираясь из отельного лобби на улицу. Еще рано, могу пойти пешком.

– Произошло что-то ужасное, – говорит она.

– Что? – Я все еще думаю о своем маршруте и прикидываю, есть ли у меня время на прогулку пешком.

– Дело в Патрике, – говорит Хлоя и затихает.

Я ощетиниваюсь.

– Не хочу сейчас говорить об этом, – замечаю я. – Не хочу иметь с этим ничего общего.

– Элисон, пожалуйста, послушай. Он мертв. Патрик мертв. Он кинулся под поезд в метро Холборн вчера днем.

Я останавливаюсь. Кто-то идущий позади врезается в меня и, огибая, ругается. Какой-то мужчина бьется ногой о сумку на колесиках.

Я застываю посреди тротуара, пытаясь осознать сказанное.

– Патрик мертв, Элисон. Он написал мне «прости», я не знала почему.

– Уверена? – спрашиваю я.

– Да, уверена. Его сестра опознала его по вещам, бумажнику, кольцу. От него мало что осталось. Вскоре это появится в газетах. – Она быстро произносит слова, я не могу их осознать. – Элисон, Элисон? Ты там?

Я убираю телефон от уха и сбрасываю вызов. Не понимаю, что происходит. Кто-то врезается в меня с такой силой, что я спотыкаюсь и врезаюсь в стену рядом с магазином сэндвичей.

– Вы в порядке? – спрашивает прохожая.

Секунду я ничего не могу сказать, в горле застряли слова вперемешку со всхлипами. Она касается моего плеча, словно бы хочет взять меня за руку. Я отстраняюсь, прежде чем она успевает помочь мне.

– Все в порядке, спасибо, я в порядке.

Я иду дальше, таща за собой сумку на колесиках.

– Вы уверены? – спрашивает она, но ее голос затихает, а я иду дальше, каблуками растаптывая ее заботу. У моих шагов появляется ритм «иду в суд, иду в суд», и я всхлипываю от грусти и вытираю нос рукавом.