Кровавый Дунай

Следующие четверть часа Гёза и седовласый Шандор что-то бурно обсуждали, судили, рядили, били друг друга по плечам и отрицательно качали головой — в общем, как понял Савушкин, всё это время с удовольствием пивший кофе с сахарным печеньем, активно торговались. Наконец, дискуссия была завершена, и Гёза, пожав своему собеседнику руку, обратился к Савушкину:

— Алексей, теперь я объясню ситуацию вам. Шандор — не венгр…

Савушкин улыбнулся.

— Я понял. Фамилия у него… Своеобразная…

— Да, он еврей. Евреев у нас очень много, в некоторых районах Будапешта — до четверти населения. Венгрия до недавнего времени была вполне лояльной страной для евреев — пока в марте на первый план не вышли нилашисты[15], две недели назад окончательно захватившие власть в стране. Начались гонения. Вы понимаете, антисемитизм у нас не менее… как это правильно сказать по-русски… активный и агрессивный, чем в Германии, но довольно долго его удавалось сдерживать. Теперь с этим покончено. В Венгрии разгул гонений на евреев. Шандор, — Гёза кивнул на своего недавнего собеседника, жадно ловившего каждое слово своего визави, — лишился и своего дома, и своего банка. Он не попал в депортационные списки, более того, он получил швейцарский шуц-пасс и немецкий дурхласс-шайне[16]. Ему предложили переехать в «Стеклянный дом» Артура Вайсса[17], но у Шандора есть родственники в Базеле, и он хочет выехать в Швейцарию. Проблема в том, что эта поездка стоит немаленьких денег — которых у моего друга нет. Но зато у него есть «паккард» — куда более солидная машина, чем мой «делайе». И вот что я предлагаю: вы покупаете у Шандора его «паккард», он тут же убывает в Швейцарию, ваша же группа занимает этот дом и живёт здесь столько, сколько вам угодно.

— Хм… А ваш отец, Гёза? Это ведь дом вашего отца?

Венгр тяжело вздохнул.

— Мой отец умер два года назад и похоронен в Веспреме, на родине…

— Простите…

Гёза махнул рукой.

— Ничего. Уже отболело… Ему было семьдесят. Сердце… — Помолчав минуту, он продолжил: — Итак, как я понимаю, вас это предложение устраивает?

— Да!

— Тогда прошу вас на задний двор.

— Зачем это? — не понял Савушкин.

Гёза улыбнулся.

— У вас есть такая забавная идиома — кот в мешке. Так вот, я вам предлагаю на этого кота посмотреть…

Через гостиную и кухню они вышли на заднее крыльцо — и Савушкин мгновенно опешил. Посреди двора, невидимый ни с улицы, ни из окон соседний домов — стоял шикарный серо-стальной «паккард», из тех, на которых возят руководителей государств или послов великих держав. И такую роскошь он сейчас покупал всего за тысячу фунтов! Жаль только, жить этому красавцу осталось всего ничего. У людей их профессии машины долго не живут…

Глава пятая Признание инженера «Тунгсрама» капитану Разведупра

— Лейтенант¸ как ты думаешь, тридцатилетние генералы в венгерской армии могут быть?

Котёночкин, вытерев со лба пот, поставил на пол последний тюк с обмундированием, внесенный в дом и, отдышавшись, ответил:

— Королевская армия. Непотизм, коррупция, кумовство и связи в верхах. Ускоренное производство ввиду больших потерь. — Помолчав, добавил: — Думаю, вполне реально. А почему вы спрашиваете, товарищ капитан?

Савушкин махнул рукой.

— Не бери в голову. Так, мысли вслух. Давайте заканчивайте разгрузку… — Едва заметно улыбнувшись, добавил: — Хорошо хоть, хватило ума пулемёты с «Гизеллы» не снимать.

Лейтенант развёл руками.

— Так некуда было класть. И венгра вашего по самое не балуйся загрузили, и «паккард» этот… Некрасов, вон, даже дверь свою не смог закрыть — так и ехали… Но всё равно Костенко мало что не плакал, глядя на наш катер с неснятыми пулемётами.

— Чёртов хохол… — Пробурчал Савушкин и добавил: — Зато теперь можем выдержать месячную осаду. Не дай Бог, конечно…

В прихожую вошёл Гёза, как и разведчики, участвовавший в разгрузке машин. Аккуратно положив на паркет две винтовки, он промолвил:

— Кажется, всё. Моя машина пустая.

Савушкин кивнул.

— Мы вам очень благодарны, Гёза. — Помолчав, добавил: — Нам надо поговорить.

— Разумеется. Пройдёмте в гостиную, там будет удобнее.

— Хорошо. Лейтенант, заканчивайте с барахлом, распределите жилые помещения, пусть Костенко готовит ужин, а Чепрага включит рацию — время. — Повернувшись к венгру, коротко бросил: — Идёмте.

Как только они уселись в мягкие кресла у журнального столика из благородного палисандра — венгр произнёс:

— Вы можете жить здесь столько, сколько захотите. Но есть одно условие…

— Какое?

— Не надо этот дом использовать для… для вашей работы.

Савушкин усмехнулся.

— Вы думаете, что мы тут будем пытать пленных и опасаетесь, что кровь их забрызгает ваши драгоценные стенные панели из тиса?

Гёза вздрогнул, по его лицу скользнула тень брезгливого неприятия. Капитан, поняв, что переборщил — успокаивающе произнёс:

— Это гипербола. Не очень удачная шутка. Мы никогда так не делаем… Я обещаю вам, что работать мы будем вне дома и даже за пределами этого вашего городка… Как вы его называете?