Кровавый источник

— Зачем же так мрачно? — улыбнулась она. — Все куда проще. — Она накрыла его руку своей холодной узкой ладонью. Он обратил внимание, что лак на ее ногтях зеленого цвета, в тон гарнитуру. Андрей не сбросил ее руки, вообще не пошевелился, и она продолжала: — Ты ночуешь сегодня в гостинице. Завтра утром мы садимся в самолет. Поживешь несколько дней у меня. Явишься к прокурору. Заберешь свои писульки. Тебе, разумеется, предъявят статью, но за клевету не расстреливают. Штраф за тебя заплатят. Она сделала паузу и добавила уже более жестко: И тогда можешь катиться на все четыре стороны!

— Значит, вас все-таки немного потрепали? — усмехнулся он, не поднимая головы.

— Не говори глупостей! — отрезала она. — Просто твой штраф обойдется куда дешевле, чем взятка. Только и всего. Все дело в обыкновенном расчете.

— Что ж у него, у бедненького, так плохо с деньгами?

— Как настоящий бизнесмен, он считает каждую копейку. К тому же своими писульками ты задел не только его.

— Ах, да! Еще этого господина в «ягуаре» и неизменных перчатках! — Несмотря на свое скверное физическое состояние, Кулибин развеселился. Он высвободил свою руку из-под ее ладони. — Ты хочешь, чтобы я поехал к ним? Это равносильно тому, если бы я добровольно прыгнул в волчью яму!

— Не преувеличивай свое значение в этом мире! — уже без презрительной ухмылки бросила Светлана. — Да кому ты нужен? И без них сдохнешь как собака! Они тебе дают последний шанс! Ты даже мог бы с ними поторговаться! Идиот!

— Мне пора. — Он с трудом встал из-за стола. — Спасибо, Светик, за тепло и ласку, и за царский ужин… — Он пошатнулся. — Прости, мне что-то нехорошо…

Ему полегчало, когда морозный ветер ударил в лицо. Кулибин задрал голову к небу. Сумасшедшие одинокие снежинки, казалось, не падали, а наоборот — поднимались вверх.

— Проводишь меня до метро? — Светлана взяла его под руку. На ее лице при этом не было обычной брезгливости.

Они стали медленно спускаться к площади Революции.

— Заглянем на Красную? — предложила она.

Он только кивнул в ответ.

Оказавшись на знаменитой брусчатке, под стеной Василия Блаженного, Светлана тихо произнесла:

— Мы никогда не были здесь вместе.

— А почему шепотом? — поинтересовался Андрей.

— Не знаю. Как-то странно очутиться здесь ночью.

— Ничего странного. Я каждую ночь сюда прихожу.

— А помнишь, в восемьдесят седьмом мы гостили у моей родни в Пушкине?

— И, кроме ВДНХ и универмагов, ничего не видели, — продолжил он.

— Какие мы все-таки были идиоты! — в сердцах воскликнула она и тепло улыбнулась.

Он забыл, что она может просто улыбаться.

Бой курантов прервал их воспоминания.

— Уже два часа! — присвистнул Андрей. — На какое метро ты собралась? — И неожиданно для себя предложил. — Пойдем ко мне.

— Нет! — Она вдруг дернулась, будто ее ошпарили.

«Она боится меня?» — удивился Андрей.

— Поедем в гостиницу, — в свою очередь предложила Светлана. — Сейчас поймаем машину.

Теперь он ответил «нет».

— Не упрямься, Андрей! — с мольбой в голосе прокричала она. — Они ничего тебе не сделают! Клянусь!

— Мне и здесь хорошо.

Больше она его не уговаривала. Они молча вышли к Охотному ряду.

— Я не хотел тебя обидеть, — начал вдруг он. — Пойми меня правильно. Как только я заберу свое заявление — мне крышка!

Светлана пыталась «голосовать» редким в этот час автомобилям.

— Я же тебе русским языком сказала: штраф они сами заплатят. За клевету еще никого не убивали.

— За клевету не убивали… — развел руками Андрей. — А за правду?

Рядом остановился «москвич».

— Поедем? — уже без надежды в голосе предложила она.

Он помотал головой.

— Выпутывайся сам! — зло бросила она и открыла дверцу «москвича», но Андрей поймал ее руку.

— Я люблю тебя, — с неподдельной мукой выдавил он.

— Прощай! — Она резко выдернула руку и села в машину.

Кулибин еще долго стоял у края тротуара после того, как она исчезла, и теперь уже навсегда. Ему показалось, что в последний миг ее холодные бездонные глаза наполнились слезами.

«Это ты придумал, поэт», — успокоил он сам себя, махнул рукой и побрел назад, через Красную площадь.

Светлана же только и успела, что бросить шоферу: «Гостиница «Измайловская», — и тут же разрыдалась. Так безудержно она не ревела уже много лет.

Через несколько метров он почувствовал сильный озноб. Спрятал руки в карманы куртки. Одну ладонь грела пачка «Явы», другую — «Данхилл».

— А это что такое? — вырвалось у него, когда он обнаружил в кармане какую-то бумажку. Андрей вытащил ее на свет фонаря и ахнул. Он держал настоящую стодолларовую купюру. — Ай да Светка! — со слезами в голосе воскликнул он. — Теперь мне никто не страшен!