Кровавый коктейль

Условия игры приняты. И я, следуя им, ответила:

— Я Таня Иванова. Я хотела бы с вами поговорить.

Мы вошли в квартиру. Хозяйка протянула мне уютные домашние тапочки с помпончиками и указала, где разместить верхнюю одежду.

В ее глазах был немой вопрос — она не знала, как себя дальше вести: говорить или молчать.

Я жестом указала на двери санузла. Мы вошли в ванную. Я открыла на всякий случай кран и сказала хозяйке:

— Разрешите мне осмотреть квартиру. Я выберу, в какой комнате мы сможем поговорить.

Она молча кивнула. Мы занялись обходом. Квартира была двухкомнатной, без особых излишеств, но уютная и чистенькая. Описывать зал, дорогой читатель, скучное и неблагодарное дело, поскольку войди в любую квартиру, где живут люди среднего достатка, и увидишь аналогичную обстановку. Я выключила свет и выглянула в окно — эта комната выходила во двор: я увидела, что «Audi» мирно ожидает окончания моего визита. Эта комната для беседы не годилась.

Я вновь включила свет и жестом позвала хозяйку за собой, теперь уже на кухню. Окна кухни и маленькой комнаты выходили на улицу Огородную, и, слава богу, с той стороны рядом с домом припарковаться возможности нет. Под окнами жильцы дома устроили нечто наподобие приусадебного участка. «Голь на выдумки хитра» — это очень правильно подмечено.

У городских жителей, не имеющих дачных участков, возникает порой острая потребность общения с землей-кормилицей. И тогда в ход идут все подручные средства, которые отыскиваются в самых неожиданных местах, а чаще на помойке. К пресловутым подручным средствам относятся спинки кроватей, ржавые уголки, дырявые трубы, негодные радиаторы отопления, прогнившие насквозь доски, старые шины и прочий строительный мусор, который используется любителями огородничества для обозначения границ владения.

Владения простирались до узкой дороги, на которой парковка невозможна во избежание затора. Шепотом я попросила хозяйку включить в зале телевизор почти на полную громкость, объяснив ей дополнительно, что в этом случае кухня и маленькая комната станут недосягаемыми для спецаппаратуры.

Наконец все меры предосторожности были приняты. Мы окопались на кухне, где хозяйка пообещала напоить меня чаем.

Мы уселись за стол около окна, задернутого плотными шторами.

Я вкратце рассказала Елене Ивановне о похищении девочки, о трех похожих убийствах, о своих предположениях и попросила дополнить мои знания.

— Елена Ивановна, как я поняла, все трое убитых знали друг друга и, кажется, даже учились в одном классе?

— И, к сожалению, дружили, — сказала хозяйка, заваривая чай. — Вам сахар внакладку или вы вприкуску привыкли?

— Давайте вприкуску.

— Понимаете, Таня, до меня до сих пор никак не дойдет, почему мой Витя тянулся к этим ребятам. Я старалась быть для него всем: и матерью, и другом. — Она смахнула набежавшую слезу. — Я его и в музыкалку водила, и на фигурное катание, и на горку даже лет до двенадцати кататься с ним ходила.

Я старалась жить его жизнью. Когда он родился, Николай сразу настоял, чтобы я уволилась с работы и занималась только воспитанием Вити. А я, между прочим, высшее образование имею, инженером на зуборезном заводе работала. А Коля был начальником цеха на том же заводе. Он любил сына до умопомрачения. Когда Витю убили, он слег сразу: три повторных инфаркта, и его тоже не стало.

Витя только из армии пришел, в институт поступать собирался. В тот страшный день он возвращался из центра на электричке: он на подготовительные курсы ходил. А двадцать восьмого мая домой не вернулся.

Слезы, совсем непрошеные, катились из глаз пожилой женщины. Она забыла про свой чай, который уже остыл, и тихо плакала.

— Бедный мой мальчик. Не успел пожить совсем.

Я слушала и пила чай, стараясь делать это беззвучно и пока не перебивая ее. Пусть выговорится. Ее душа болела и протестовала против столь нелепой, жестокой смерти сына.

Допив свой чай, я так же беззвучно поставила чашку на блюдце.

— Хотите еще, Таня?

— Нет, спасибо большое.

— Тогда идемте, я покажу вам Витину комнату. Я все оставила там, как было при его жизни.

Мы прошли в маленькую комнатку.

Там действительно чувствовалось присутствие молодого человека, фотография которого с черным бантиком в левом углу висела на коврике над кроватью. Кровать находилась слева от двери. Перед окном письменный стол, покрытый стеклопластиком, под которым были разложены фотографии модных в конце семидесятых групп, некоторые теоремы, грамматические правила английского языка. Стояла настольная лампа. У правой стены — книжный шкаф и полированное пианино «Токката» со стопкой нот на крышке.

— Я покажу вам сейчас его школьные фотографии, — сказала Елена Ивановна, открывая нижнюю створку книжного шкафа.

Она достала несколько альбомов.

— Садитесь на кровать, Таня.

И, как я ни спешила, мне пришлось пролистать все альбомы, начиная с рождения. При их просмотре я старалась задавать меньше вопросов и листать быстрее. Вряд ли пяти— или шестилетний малыш смог бы насолить так, чтобы его потом убили.