А если, напротив, ты пережил очень сильный шок, например автокатастрофу, повлекшую за собой потерю близких, эта естественная функция самовыздоровления может быть приостановлена и твое сознание остается абсолютно потрясенным. Даже если больной знает причину своего травматизма, в многочисленных случаях можно наблюдать, как пациенты реагировали недомоганиями или ужасными приступами страха на банальные ситуации повседневной жизни, запахи, звуки и при этом не понимали, что с ними происходит.
— К чему ты ведешь?
— Пытаюсь объяснить тебе, что многие больные не знают о происхождении своего травматизма, потому что он скрыт у них в подсознании, а ДПДГ позволяет им его выявить, по-другому оценить. Таким образом, им удается освободиться от его влияния. Твой несчастный случай, возможно, лежит в основе твоей проблемы, но есть шанс, что это всего лишь реакция, что твой мозг ответил амнезией на более старый травматизм.
— Но люди, о которых ты говоришь, обращаются к своей памяти, они могут вспомнить свое детство, эпизоды из жизни. А у меня нет ничего.
— Ты ошибаешься. Мнение твоего психиатра в Норвегии и результаты сканирования ясно доказывают, что они не обнаружили никаких нарушений, автобиографическая память все еще находится в твоем мозгу. Доказательство — твоя реакция на монограммы «Одной Земли» вчера вечером в аэропорту: твое подсознание отказывается выдать воспоминания. Нужно просто найти ключ, который позволит до них добраться.
— И как ты намереваешься это сделать?
— Твои сны, Натан. Мы будем изучать твои сны.
26
Сидя на стуле и вытянув руки вдоль тела, Натан следил глазами за палочкой, которой Рода быстро водила перед его лицом…
— Все в порядке? — спросила она.
Натан кивнул.
Ощущение было странное. Вначале это походило на игру, но, по мере того как двигались его глазные яблоки, Натан чувствовал, как легкий ожог расходился вдоль его зрительных нервов, пока не взорвался в центре мозга. Он не мог объяснить как, но понемногу покидал реальность.
— Хорошо. Мне бы хотелось, чтобы мы вызывали образы из твоего сна, — спокойно сказала Рода.
Натан подумал мгновение и начал рассказывать:
— Я в светлой комнате. Со мной рядом ребенок… Вокруг разбросаны игрушки.
— Тихо, Натан, не спеши. Видишь что-нибудь еще?
— Нет, ничего.
— Посмотри хорошенько. Может быть, в комнате есть что-нибудь или кто-нибудь еще…
— Мужчина и женщина… Они наблюдают за нами.
— Какие они? — спросила Рода.
— Не знаю, но чувствую, что они там. Теперь они уходят.
Волна сильного жара поднялась к голове Натана.
— Следи за палочкой. Итак, что происходит? — снова спросила Рода.
— Дверь приоткрыта, кошка тигровой окраски смотрит на ребенка… идет к нему.
— А ты, что ты делаешь?
— Я смотрю… Кошка разговаривает с ребенком.
— На каком языке? Она произносит слова?
— Да, такое ощущение, что это человеческий язык. Я его хорошо знаю, но не понимаю.
— А что делает ребенок?
— Он играет.
— Опиши его.
— Каштановые, очень короткие волосы, бледная кожа.
— Ты его знаешь? Как его зовут?
— Нет. Кошка подходит, трется об него, мурлычет. Она злая.
— Злая? Что это значит?
— Не знаю… Это предатель. — Натан задрожал, но заставил себя продолжить: — Ребенок подбирает что-то, это… нож для резки бумаги. Он вонзает его в голову кошки, потом еще раз, лезвие попадает в глаз, углубляется в череп. Животное истекает кровью, мяукает, извивается. Она хочет убежать, но ребенок прижимает ее к полу.
Натан почувствовал, как по щекам градом покатились слезы.
— Хорошо, очень хорошо. Что было потом?
— Пустыня, я в пустыне.
— Как называется это место?
— Не знаю.
— Опиши, что ты видишь.
— Тут темно, но я различаю дюны, черные скалы. Надо мной нависает огромная гора. Стоят маленькие, сложенные из ветвей сараи.
— Ты все тот же?
— Да… Мое тело закутано в тонкую коричневую ткань. Я иду вдоль дороги. На меня смотрят люди.
— Какие они?
— Обнаженные, сгорбленные, в ладонях они пытаются укрыть от ветра маленькое пламя.
— Что ты слышишь?
— Шум ветра и что-то еще, что меня печалит. Стоны… Кажется, люди плачут.
— Почему?
Натан сосредоточился на образах, которые возникали в его памяти.
— Не знаю… Такое ощущение, что… они плачут, когда видят меня, но я не уверен.
— Продолжай.
— Я заблудился, спрашиваю у них дорогу, но они не отвечают. Некоторые что-то показывают пальцем.
— Что, что они показывают?
— Я поворачиваюсь в темноту, но ничего не вижу… — Внезапно слезы превратились в неудержимые рыдания, и он забился в судорогах… — Моя грудь! В моей груди что-то происходит…