Кровавый лед Кронштадта. 1921 год

По этой причине, несмотря на внешнюю подчиненность Кронштадта Москве, никто из представителей большевистской власти до февраля 1921 года не мог чувствовать себя спокойно. Представителям центра и комиссарам приходилось непрерывно лавировать, чтобы не спровоцировать своенравных кронштадцев на выступление против власти, что в условиях Гражданской войны было бы смерти подобно. Если провести аналогию с кипящим котлом, то большевикам периодически удавалось снижать давление пара, путем отправки самых нетерпеливых матросских пассионариев по фронтам, но полностью погасить «кронштадтский огонь» они так и не смогли. Объективно говоря, это было в тех условиях вообще невозможно. Более того, руководство большевиков прекрасно понимало, что с окончанием боевых действий, в Кронштадт начнет массово возвращаться с фронтов старая гвардия, имеющая и боевой опыт, и непререкаемый авторитет. Какую позицию займут «годки от революции» по отношению к Советской власти и к чему они призовут «Кронштадтскую республику» не знал никто. По этой причине, руководство большевиков серьезно волновал вопрос: что делать с Кронштадтом дальше, когда закончится Гражданская война? Бесконечно терпеть капризы матросов было нельзя, но и первыми начинать с ними войну тоже было опасно.

Плакат анархистов

В возникшей зимой-весной 1921 года политической ситуации в Кронштадте с особой силой проявилась и свойственная революционным матросам радикальная левизна. Совершенно не случайно кронштадтцы назовут свое выступление, ни мятежом (как это выступление заклеймят большевики), не восстанием (как будут именовать их выступление более умеренные историки, а «третьей революцией». Они действительно были уверены, что, начав первую (Февральскую) и обеспечив победу второй (Октябрьской), начинают третью (Мартовскую) революцию, которая, свергнув большевистскую диктатуру создаст условия для реально демократичного социалистического общества.

Российские анархисты (и соответственно многочисленные анархисты-матросы) отличались от всех прочих радикальных группировок своим непримиримым отрицанием любой формы государства. Они хранили верность словам Бакунина, что любое правительство, кто бы его ни контролировал, является инструментом насилия. Этот приговор относился и к «диктатуре пролетариата», хотя это был основной принцип их союзников-большевиков. «Где начинается власть, – восклицала анархистская газета «Голос труда», – там кончается революция!»

Следует отметить, что анархисты пропагандировали лозунг неизбежности «третьей революцией» в матросских кругах чуть ли не сразу после Октября, он был на повестке дня у матросского отряда Д.И. Попова в период левоэсеровского мятежа 6–7 июля 1918 года, его полностью восприняли от махновцев призывники с Украины и матросы, переведенные с Черноморского флота, а также, прошедшие Гражданскую войну, старослужащие матросы. Как первый шаг к Третьей Социальной Революции и «первую совершенно независимую попытку народных масс освободиться от ярма и осуществить Социальную Революцию» рассматривал Кронштадское восстание известный теоретик русского анархизма В.М. Волин.

В анархистских кругах Петрограда и Кронштадта давно и открыто говорили о «третьем и последнем этапе революции», о конечной схватке между «социал-демократической властью и творческим духом масс… между последователями марксизма и анархизма… между либертарианской и авторитарной системами». Кронштадтские матросы не скрывали, что, «если новый Совнарком осмелится предать революцию, пушки, которые взяли Зимний дворец, столь же легко возьмут и Смольный (штаб-квартиру большевистского руководства в Питере)».

Моряки с линкора «Петропавловск» в 1917 году

Анархисты Кронштадта, выпускали собственный журнал «Вольный Кронштадт». Из передовицы журнала: «Просыпайтесь! Просыпайся, человечество! Рассей тот кошмар, что окружает тебя… Положи конец дурацкому поклонению земным и небесным богам! Скажи: «Хватит! Я встаю! И вы обретете свободу! Да здравствует анархия! Пусть трепещут паразиты, властители и попы – все сплошь обманщики!» С осени 1920 года в Кронштадте, на почве роста антибольшевизма, начали активизироваться не только анархисты-коммунисты и анархисты-синдикалисты, во главе с Х.З. Ярчуком, но и анархисты-экстремисты. Так в прокламации, обнаруженной на линкоре «Петропавловск» в декабре 1920 года, радикальные анархисты открыто призывали матросов к новому революционному террору и новой социальной революции, так как «революция октябрьская – большевистская, не ваша». Такой экстремизм не был одобрен кронштадтцами, но критика анархистами власти, как и в 1917 году, находила отзвук среди них. На митинге экипажей линкоров «Петропавловска» и «Севастополя» 28 февраля 1921 года был принят проект резолюции, выработанный именно анархистом Вейсгинтером. В этой резолюции предлагалось приступить к перевыборам советов с включением в их состав только левых эсеров и анархистов.