Наконец, желая обосновать свои утверждения о том, что Бейлис и неустановленные евреи убили Андрея в обрядовых целях, обвинение прибегло к смехотворным уловкам, изображая Бейлиса религиозным фанатиком, а кирпичный завод Зайцевых – очагом религиозного экстремизма. Власти обратили внимание на то, что отец Бейлиса принадлежал к секте хасидов. Обвинители, однако, благополучно проигнорировали тот факт, что сам Бейлис не отличался строгостью в исполнении предписаний иудаизма, а его стиль жизни не имел почти ничего или даже совсем ничего общего с тем, который практиковали хасиды и вообще религиозные евреи. Бейлис воспитывался в духе иудаистских предписаний, но во взрослом возрасте заметно отошел от религии. Он не соблюдал еврейских праздников, кроме Рош-Хашана и Йом-Киппура, и, как уже говорилось, работал по субботам – включая субботу 12 марта, когда он якобы совершил убийство. Ни один практикующий иудей, тем более хасид, не стал бы работать по субботам. Итак, обвиняемый вел себя в жизни как нерелигиозный человек, но тем не менее обвинители настаивали на его связи с хасидами. Власти заявили, что некий Файвел Шнеерсон, который столовался у Бейлиса, принадлежал к известному хасидскому роду Шнеерсонов. Однако он оказался обычным торговцем сеном и не только не принадлежал к этому хасидскому семейству, но даже никогда о нем не слышал, как выяснилось на допросе[34]
. Как подчеркивали представители обвинения, Иона Зайцев, при котором кирпичный завод стал собственностью Зайцевых, был набожным, соблюдающим религиозные предписания иудеем, хотя и не хасидом. В то же время Марк Зайцев, унаследовавший завод после смерти отца в 1907 году, редко посещал синагогу и даже предлагал своим гостям не-кошерную пищу. И если при отце мацу пекли из пшеницы, выращиваемой под строгим наблюдением раввина, то при сыне эта практика прекратилась. Несмотря на громадное количество свидетельств в пользу обратного, представители властей на суде настаивали, что Бейлис связан с хасидизмом и что семейство Зайцевых не отказалось от религиозных практик Ионы Зайцева, сочтенных экстремистскими[35].Процесс Бейлиса – пародия на правосудие – повредил репутации царизма в глазах мировой общественности. Зарубежные правительства не удалось убедить в том, что принятое в самодержавной России обхождение с евреями оправданно. Напротив, преследование Бейлиса по надуманным обвинениям поставило режим в неловкое положение и подчеркнуло анахроничность его жесткой политики по отношению к евреям. Все укрепились во мнении, что Россия при Николае II является оплотом антисемитизма и что ее правительство пренебрегает правовыми нормами. Критика в адрес российских властей из-за дискриминации евреев не только не ослабла, но, наоборот, усилилась.
Часть IV
Заключительные речи и приговор
Все представители обвинения в своих заключительных выступлениях поддержали утверждение властей о том, что Андрей стал жертвой ритуального убийства с участием Бейлиса. Как один из гражданских истцов, требовавший возмещения нанесенного семье Андрея ущерба, Шмаков принял активное участие в судебных прениях. Для него было крайне важно, чтобы суд вынес обвинительный приговор, упоминающий о ритуальном характере убийства. Рьяный антисемит, Шмаков во время процесса не отказал себе в удовольствии пересыпать вопросы свидетелям небольшими рассказами о еврейских обычаях и верованиях, почерпнутыми из малоизвестных памфлетов и книг, которые он читал во множестве. Его выступление было полно яростных нападок на порочную сущность евреев и иудаизма. Ранее на суде Шмаков отрицал, что Андрея убили Чеберяк и члены ее шайки, но в заключительной речи, раздосадованный тем, что ложь и махинации Чеберяк выплыли наружу, он выдвинул неправдоподобное предположение, обвинив в убийстве Андрея одновременно Чеберяк и Бейлиса. Он утверждал, что Чеберяк заманила мальчика к себе в квартиру и передала его в руки Бейлиса, который, собственно, и совершил убийство.
Другой гражданский истец, Замысловский, посвятил большую часть своей речи защите версии обрядового убийства и опровержению доводов относительно участия Чеберяк в совершении преступления. Замысловский не настаивал на правдивости показаний, основанных на словах Жени Чеберяка, будто бы сказанных им перед смертью; он попросту проигнорировал свидетельства, не соответствовавшие его картине событий. Замысловский также подчеркивал, что Чеберяк боялась Бейлиса и владельца кирпичного завода – те знали о ее преступной деятельности. По странной логике Замысловского, невиновность Чеберяк автоматически означала виновность Бейлиса (см. Документ 53).