8 дек. 1911
ЕГО ПРЕВОСХОДИТЕЛЬСТВУ
Господину Прокурору Киевского Окружного Суда.
Арона Тевелева Бейлиса, жительствующего на Никольской
Слободке, по Троицкой улице, в доме № 406.
Прошение
Уже пятый месяц сидит в тюрьме брат мой, Мендель Бейлис. Отрезанный от всего мира, от родных и близких, он не знает по своей малограмотности и простоте о всех тех правах, которые законами предоставлены лицам, находящимся под следствием. Возможно, что он не отдает себе даже точного отчета в том, в чем он обвиняется.
Свидания с братом ни мне, ни кому-либо другому из родных или близких брата не разрешаются. Движимый естественным желанием сообщить моему несчастному брату о том, что он имеет право подачи жалоб на действия г-на следователя, а также может просить о вызове свидетелей и экспертов в опровержение обвинения, я изложил в моих двух к нему письмах, адресованных в киевскую тюрьму, все то, что по совету сведущих людей надлежит ему сделать. В письме от 11-го ноября я советовал брату обратиться в Окружной суд с жалобой на г-на следователя относительно привлечения его к следствию и содержания под стражей и с просьбой о прекращении дела ввиду его невиновности.
В письме от 17-го ноября я сообщил брату форму прошения о допросе в качестве сведущего лица петербургского профессора востоковедения Коковцева по вопросу о так называемых ритуальных убийствах. Я предложил также брату в том же прошении ходатайствовать о том, чтобы г-н следователь запросил заключения Медицинского совета в Петербурге, как высшего в стране медицинского учреждения, о характере ран, обнаруженных на трупе Андрея Ющинского.
Насколько мне известно, до сего дня от брата в Окружной суд никакой жалобы, ни прошения, не поступало. От брата я также не получил пока никакого ответа на мои письма.
Остается предположить одно из двух: или мой брат не уяснил себе того, о чем я ему писал, или же, что всего вероятнее, мои письма где-то задержались и не дошли по назначению…
Ввиду изложенного почтительнейше прошу Ваше Превосходительство, во имя закона и сожаления к моему беспомощному брату, принять зависящие меры к выяснению того, дошли ли мои письма к брату по назначению. Вместе с тем ходатайствую о разрешении мне свидания с братом в присутствии должностных лиц, каковое явится гарантией того, что беседа моя с братом ограничится сообщением ему дозволенных законом способов защиты против возведенного на него обвинения.
(ДАКО. Ф. 183. Оп. 5. Д. 4. Л. 121‒121 об. Коллекция микрофильмов «Материалы по делу Бейлиса», © East View Information Services.)
Документ 23. Бейлис описывает свое пребывание в тюрьме
В январе 1912 года меня вызвали в окружной суд, чтобы вручить обвинительный вердикт. Радости моей не было пределов. Что бы ни случилось, я был рад знать, где я нахожусь, знать наверняка, что мне предъявлено обвинение.
Меня препроводили в окружной суд. Я был одет в русский красно-коричневый овчинный тулуп, на ногах были башмаки без подметок. В суде я встретил жену и брата, с которыми давно не виделся. Однако поговорить нам не удалось. Утром, перед тем, как отправиться в суд, я получил письмо от жены и брата: как они писали, в суде я должен был объявить, что выбираю своими адвокатами Грузенберга, Григоровича-Барского и Марголина.
Мне вручили вердикт. Поняв, что в нем говорится, я был ошеломлен. Меня не обвиняли прямо в «ритуальном убийстве». Тем не менее, я обвинялся в том, что убил Ющинского, в одиночку или в сговоре с другими. Обвинение выдвигалось по статье об умышленном убийстве, смерть жертвы наступила вследствие причиненных телесных повреждений, или жертву перед убийством подвергли жестоким пыткам. В случае вынесения обвинительного приговора статья предусматривала каторжные работы на время от 15 до 20 лет.