Кровавый навет в последние годы Российской империи. Процесс над Менделем Бейлисом

Выяснилось, что в действительности существует не кровавый навет на евреев, но кровавый пережиток у евреев. Последнее с ясностью и очевидностью в недавнее время снова подтверждено английским историком Frazer’ом, а свежий факт убийства Ющинского, совершенный во всем объеме расовой и этнической обстановки, показал, что ритуальный пережиток убийства чужих детей («иноплеменных») до того глубоко вкоренен в недрах расы, что не встречает ни противодействия, ни протеста, но с единодушным упорством замалчивается и отрицается, таясь в памяти расы, как живучее проклятие, как ядовитая язва, наводящая ужас на все человечество и отравляющая национальную душу еврейской расы. Таящееся и тайное зло по временам становится явным – как в мучительстве Ющинского.

Подобно грозному року раздались слова великого французского еврея Исаака Кремье, звучащие сомнением в отношении способности евреев освободиться собственными силами от застарелого порока людоедства. Столь же безотрадно и безнадежно звучит и его тревожный клич, призывающий все человечество к содействию в борьбе с ритуальным злом. Это зло разъедает душу еврейского народа, гордого верой в себя, а не в человечество. Но узкая вера в себя, соединенная с крайней самопереоценкой, не спасла и не могла спасти евреев от этнических ошибок, потому что спасающая сила содержится только в общечеловеческом, а не в расовом. Оттого сомнения и тревоги проницательного Исаака Кремье, высказанные семьдесят лет назад, очевидно, не напрасны. Жестокое убийство Ющинского проявилось так же, как 2000 лет назад, во времена Аппиона и Диона Кассия, и в той же типической форме, какая закреплена за ритуальными злодеяниями их непрерывной традицией в течение тысячелетий. [Сикорский 1913: 23‒24]

Документ 61. Антисемитская пресса поддерживает обвинение

«Двуглавый орел», один из печатных органов киевских антисемитов, полагал, что приговор подтвердил точку зрения газеты: Андрей стал жертвой ритуального убийства, совершенного евреями.

Свершилось. Суд оправдал Бейлиса. Но суд обвинил все жидовство в употреблении христианской крови. Жиды ликуют и тычут в глаза русским людям оправдание Бейлиса. Жиды замалчивают то обстоятельство, что ведь убийство Андрюши – ритуальное, совершенное с целью источения христианской крови. Не знаю, что бы предпочли бы жиды: оправдание Бейлиса или наложение на себя вечного обвинения в убийстве неповинных христианских младенцев.

Ликуйте, истязатели христианских детей, но знайте, что теперь на суде с исчерпывающей ясностью доказана ваша преступность.

(Двуглавый орел. 1913. № 44. 30 октября.)

Документ 62. Бейлис возвращается домой

Бейлис рассказывает о своем возвращении из тюрьмы после оправдания, о том, как толпы сочувствующих осаждали его дом, надеясь увидеть его и поздравить.

Околоточным надзирателем был известный черносотенец и антисемит, который не мог выносить даже вида еврея… Только я вошел в околоток, как надзиратель вышел ко мне с распростертыми объятиями.

– Очень рад видеть вас. – Он сердечно пожал мне руку. – Хочу попросить вас об одолжении, Бейлис, и надеюсь, вы мне не откажете.

– Что я могу для вас сделать?

– Моя дочь хочет увидеться с вами и поздравить вас с освобождением. Вы доставите ей такое удовольствие? Она учится в гимназии и ужасно волновалась, пока шел ваш процесс. Когда она читала газеты и видела, что дела у вас идут плохо, то рыдала, как ребенок. Из-за вас она забросила учебу, бродила по дому и стонала: «Господи, как этот несчастный, должно быть, страдает». Позвольте же ей теперь прийти и поздравить вас.

Пока он говорил, полицейские смотрели на своего начальника так, словно тот сошел с ума. Они не привыкли видеть, как их грубый начальник упрашивает еврея об одолжении: обычно все было наоборот. А надзиратель, по всей видимости, считал, что для его дочери будет честью поговорить со мной.

Конечно, я с радостью дал свое согласие, сказав, что и мне будет приятно познакомиться с его дочерью… Пока мы ждали ее, он старался развлекать меня. «Хотите выпить чего-нибудь: чаю, пива?» <…> Принесли чай, и полицейский, поставив передо мной чашку, отдал мне честь по-военному.

Через несколько минут вошла дочь надзирателя вместе с подругой. Обе сильно конфузились и не знали, с чего начать.

– Ну же, – подбодрил ее капитан. – Не смущайся. Поздоровайся со своим другом Бейлисом.

Наконец, девочка справилась с замешательством и очень робко спросила: