Кровавый омут

Лайл почти целый день старался привыкнуть к свихнувшемуся телевизору, но в животе до сих пор екает.

— Эй, — протянул Чарли, глядя на экран, — кто это играет? — Он шагнул к телевизору. — Вроде... точно — Мэджик Джонсон за «Лейкерс».

— Разглядел наконец-то.

— Что это за канал — «Классика спорта»?

Лайл сунул ему пульт дистанционного управления:

— Загляни на другие. Посмотри, что будет.

Перебирая кнопки, Чарли остановился на Си-эн-эн, где две говорящие головы обсуждали «ирангейт»[21].

— Что за бодяга?

— В то время ты был слишком маленький. — Лайл и сам почти ничего не помнил. — Давай дальше.

Следующий канал показывал крупным планом длинноволосую блондинку, которая проливала обильные слезы так, что грим по щекам растекался.

Чарли выпучил глаза:

— Неужто...

— Тэмми Фэй Бейкер, — подтвердил Лайл. Знал, что будет дальше, и все-таки во рту пересохло. — Продолжай.

Спортивный канал уже транслировал футбольный матч.

— Гляди, «Джайантс»! За боковой линией вроде снег...

— Правда, снег. Посмотри на защитника.

— Симмс? Да ведь он не играет за...

— Давно не играет. Дальше.

Чарли начал быстрее нажимать на кнопки, на экране мелькала программа новостей, где обсуждалось выдвижение Борка в Верховный суд, «Человек дождя», предвыборная реклама «Дукакис — президент», потом на сцене заскакали два парня с косичками.

— "Милли Ванилли"? — воскликнул он. — «Милли Ванилли»? Мы что, вернулись в прошлое?

— Мы — нет, а ящик, кажется, да. Программы конца восьмидесятых годов.

Лайл стоял рядом с братом, глядя, как «Милли Ванилли» трясут космами и синхронно напевают «Знаешь, девочка, это правда», и почти ничего не слыша. Голова была слишком занята поисками объяснения, перелопачивая все известное и пережитое за тридцать лет.

— Ну, теперь ты мне веришь? — спросил, наконец, Чарли. — К нам въехало привидение.

Лайл отказывался сесть в этот поезд. Надо подавить тошнотворную тревожную дрожь внутри, сохранять спокойствие, рационально мыслить.

— Нет. Любой бред должен иметь разумное объяснение.

— Ну ты даешь! Сам потешаешься над лопухами, которые верят в полную лажу, называешь верующими маньяками, а сам точно такой же.

— Не мели чепуху.

— Правда! Сам себя послушай. Ты — неверующий маньяк! Когда что-то случается не по-твоему, ты его в упор не видишь, даже если оно тебе прямо на голову свалится!

— Вижу, что телевизор работает без питания и показывает программы восьмидесятых годов. Только не собираюсь сразу же объяснять это вмешательством сверхъестественных сил, вот и все.

— Тогда, может, оттащим ящик к ученым, пускай поглядят, разберутся, в чем дело.

К ученым... Это еще что такое? Где ты найдешь «ученых», Чарли?

— Сам утром разберусь.

— Давай, — кивнул младший брат. — А я не хочу с ума спятить. Пойду почитаю немножечко.

— О привидениях?

— Нет. Священное Писание.

Лайл смотрел вслед Чарли, поднимавшемуся по лестнице, почти жалея, что не имеет такого успокоительного.

Ничего, кроме взбесившегося телевизора.

8

Джек быстро доехал до нижней части города. Машина нужна на тот случай, если Беллито вдруг сядет в такси. Антикварный магазин «Шарио Коппе» находился на западе Сохо, на углу нижнего этажа старого трехпалубного броненосца, знававшего лучшие дни. Пара чугунных колонн на фасаде вот-вот отвалится от стены. Непривычно видеть здесь дом, обшитый железом. Они обычно встречаются дальше к востоку.

В наряде Боба Батлера и парике-барабульке он медленно подошел к центральной витрине. Под искусно выписанным листовым золотом названием «Шарио Коппе» было написано: «Любопытные вещицы для серьезного коллекционера». Главное место в витрине занимало крупное чучело рыбы — четырехфутовый осетр с коричневыми, полуприкрытыми козырьками глазами был подвешен на двух тонких проволочках, как бы плавая в воздухе. Причем очень давно, судя по толстому слою пыли на чешуе.

Джек подошел к входной двери, взглянул на дощечку с расписанием. Брат Илая не ошибся. В воскресенье магазин открыт с полудня до шести. Он взглянул на часы — половина шестого. Почему не убить полчаса в магазине? Может, даже найдется что-нибудь интересное.

Дверь открылась, громко звякнув колокольчиком. Мужчина, стоявший в проходе между стеллажами, оглянулся.

Братец собственной персоной. Джек узнал Илая Беллито по снимку, полученному от Эдварда. На расстоянии в шесть футов выглядит крепче, холодные темные глаза тоже не вышли на фотографии. Идеально сшитый темно-серый деловой костюм-тройка с белой рубашкой и полосатым галстуком. Желтоватая кожа, высокие скулы, темно-каштановые, отступающие со лба волосы — крашеные? Нисколько не похож на брата. По словам Эдварда, у них разные матери, однако и отцы вполне могут быть разными. Может, чья-нибудь мать забавлялась с резчиком торфа, или с кем там еще забавлялись заблудшие дублинские жены лет шестьдесят назад?

— Добрый вечер, — сказал Илай Беллито. — Чем могу служить?

Джек удивился — акцент не ирландский. Эдвард говорил, что они росли порознь — в разных странах?

— Просто хочу посмотреть, — объяснил он.