Кровавый омут Карабаха

Москва благополучно сунула свой державный палец в оскаленную пасть карабахского сепаратизма, начав политику задабривания и заигрывания, по настоянию агентов влияния, приближенных к партийному трону.

Были ли иные суждения в Политбюро в те дни? Выслушаем мнение Егора Лигачева, высказанное им три года спустя в интервью газете «Ла Стампа».

Вопрос: — Произошел ли разрыв между Вами и Горбачевым, в частности, по вопросу о проявлениях национализма?

Лигачев. — Да, это был третий пункт разногласий между нами и, может быть, самый серьезный. Когда в 1988 году начался конфликт в Нагорном Карабахе, мы очень часто виделись и много спорили. Он был, конечно, весьма озабочен. Но по-прежнему говорил об экстремистских силах, по-прежнему не желал принимать меры, необходимые для восстановления порядка. Результат нам известен: тысячи убитых, сотни тысяч беженцев, опасная напряженность для всего Союза.

Вопрос: — Вы считаете, что это вина Горбачева?

Лигачев. — Я говорю лишь то, что повторял уже тогда. Подлинная опасность для перестройки — не консерватизм, а сепаратистский антисоциалистический национализм, раскалывающий страну. Я знаю, что сейчас и Горбачев с этим согласен. Но недооценка этого обстоятельства в течение нескольких лет была роковой…

Я не думаю, что Лигачев четыре года назад был наделен здравым смыслом, а Горбачев был его лишен. Они просто делили свои сферы влияния и имели каждый своих наушников (от слова — наушничать). Напомню еще раз, что личным советником Горбачева был и остается Георгий Шахназаров, устроивший личную встречу Генсека с делегацией Карабаха. Ее составляли ереванские литераторы Зорий Балаян и Сильва Капутикян, уже не раз к тому времени публично высказавшие свою зоологическую ненависть к «туркам»-азербайджанцам.

Политическое лицемерие Горбачева и цинизм его действий и бездействия в создании омутов межнациональных страстей поражают. Вот лишь небольшая хроника:

Декабрь 1986 года, шар первый — Алма-Ата; столкновение на национальной почве? Как бы не так!.. Привыкайте к лжи и дезинформации.

Февраль 1988 года, Нагорный Карабах и — дуплетом Аскеран-Сумгаит. Именно в такой последовательности. Первые жертвы разбоя. Армия в городе Комендантский час.

Отошли от шока? Сентябрь 1988 года. Снова Нагорный Карабах, особое положение и комендантский час в целой области.

Процесс пошел вполне успешно. Ноябрь 1988 года. Около двухсот тысяч азербайджанцев изгнаны из Армении после визита в регион Сахарова, Боннэр и Старовойтовой. Многодневные митинги в Баку и Ереване. Особое положение и комендантский час практически в обеих республиках. Армия на улицах городов.

5 декабря 1988 года. Очистка спецназовцами площади имени Ленина в Баку. Избиение безоружных людей.

2 апреля 1989 года. Тбилиси. Армия, как и четыре месяца назад, выполняет полицейскую роль. Как и в Баку, невероятное унижение национального достоинства народа.

Май 1989 года. Зверства в Фергане. Армия уже бездействует. Милиция бессильна. Около сорока тысяч месхетинцев оказываются выброшенными как бы в просторы Вселенной. Они никому не нужны — ни России, ни Грузии. Многие из беженцев находят приют в бедствующем Нечерноземье и растоптанном Азербайджане.

Лето 1989 года, новые удары: Узень, снова Нагорный Карабах, Абхазия…

Не могу, должен остановиться. Кровавые отблески полыхают даже на клавишах моей пишущей машинки.

Что же Горбачев? В сентябре 1989 года на пленуме ЦК выступает с платформой по национальному вопросу. Новое словоблудие и новое лицемерие: «Кто вообще возьмется разделить, раскроить нынешнее наше переплетенное, связанное всеми экономическими, политическими, социальными, духовными, человеческими, семейными узами общество! — восклицает Генсек. — Только авантюристы могут к этому призывать!»

Через месяц в итальянском городе Ассизи он получит первую награду Запада — премию «Пилигрим мира — 1989». Чтобы выслужить Нобелевскую премию мира, нужно пролить море крови в Баку и окончательно опозорить армию жертвами в Вильнюсе.

Двуличный характер лидера перестройки верно почувствовал писатель Анар, опубликовавший свое суждение в январе 1991 года, когда Горбачев стоял у штурвала власти, выполняя чужие команды: