Кровавый омут Карабаха

«Серго нужно было удалить меня из Азербайджана для того, чтобы убить всякое препятствие в развитии своей «кавказской политики», которая велась под лозунгом «разделяй и властвуй», — рассказывал Нариманов, оказавшись в декабре 1923 года в Москве. — Орджоникидзе обратился к Мирзояну за советом. Мирзоян сказал: «Мы только ждем твоего согласия, и Нариманова здесь не будет». Серго сказал: «Валяй!». Мирзояном это исполняется. В ЦК АКП Секретарем избирают Ханбудагова (Нариманов не раз подчеркивал, что известные лица с целью обессилить Азербайджан для своих гнусных целей заставляют выступать против защитников интересов Азербайджана самих тюрок — Ю. П.) и работа начинается. Он посылает в уезды своих родственников и дает директиву, чтобы нигде не произносили имени Нариманова и никуда не выбирали. Закончив такую работу, Ханбудагов говорит Мирзояну: «У меня уезды готовы». Рабочие районы самого Мирзояна давно были уже готовы. Докладывают Серго, что теперь смело можно снять Нариманова. Снимают и… действительно избирают в Председатели ЦИКа СССР. Мирзоян и Серго торжествуют: сняли меня и ничего особенного не произошло, даже никто не осмеливается произносить имя Нариманова».

Его имя на родине под запретом пять с лишним десятилетий. Даже памятник, завершенный к столетию со дня рождения большому человеку, всегда остававшемуся на высоте, прожившему жизнь без обмана и лжи, был установлен лишь в 1974 году. Автор монументальной скульптуры народный художник Азербайджана Джалал Карягды раскрыл секрет той печальной истории: «Какой-то «ученый», таивший под спудом дашнакские идейки, написал наверх, что в Баку поднимает голову национализм — устанавливается памятник Нариманову. Для того, чтобы опровергнуть эту ложь, пришлось создать комиссию. Вначале 1920-х годов письма и телеграммы о «национализме» Нариманова посылали прямо на имя Ленина. Тогда Владимир Ильич встретился с Наримановым и в резолюции на его письменном объяснении сформулировал свое твердое решение. Комиссия должна была найти тот исторический документ. И нашла, с помощью одного старого архивного работника, и вопрос был исчерпан».

Но груды писем и телеграмм, полных лжи и клеветы, сделали свое дело: проект памятника был искажен. Цикл гранитных барельефов, повествующих о литературно-общественной деятельности Н. Нариманова, создан не был, постамент из гранитного монолита заменила дешевая мраморная облицовка. Мало того, сам постамент был уменьшен на шесть метров, уменьшен для того, чтобы прекратить поток антиазербайджанских писем, текущий в центр. Как тут не согласиться с писателем Садыхом Эльджанлы, которого, как и многих бакинцев, проходящих через Южно-Советскую площадь, останавливает грустный взглед великого, сына азербайджанского народа: «Чувствую себя виновным перед этим человеком. Как будто легенду о большом Наримане погребли в шестиметровой яме, чтобы не был вцден его могучий рост». Нариманов был главным препятствием для тогдашних дашнаков в Азербайджане (и для сегодняшних, что доказывает история с его памятником). Он свидетельствовал:

«Нагорный Карабах под усиленным давлением Мирзояна объявлен автономной областью. При мне это не удалось, не потому, что я был против этой автономии, но просто потому, что сами крестьяне-армяне не хотели этого. Мирзоян за это время при помощи армянских учителей-дашнаков подготовил и провел вопрос в Заккрайкоме. С этого момента отношения крестьян-армян и тюрок-крестьян резко обострились. Дальше вопрос идет о нагорной части Гянджи и т. д. В Азербайджане дашнакская политика идет во всю. Для меня нет ни малейшего сомнения, что ЦК РКП в лице Серго и Сталина не доверяет нам, тюркам, и судьбу Азербайджана поручает армянам-дашнакам. Удивительно то, что эти лица думают, что тюрки настолько глупы, что всего этого не понимают».

В предсмертном письме сыну Нариманов указал на диктаторство Сталина прямо: «Сейчас, когда я пишу тебе эти строчки, дело наше доведено до того, что самые близкие друзья коммунисты не могут друг с другом говорить на тему о наших вопиющих недостатках вследствие неумения управлять государством тех, которые после Ленина назвали себя «законными наследниками» его».

19 марта 1925 года в половине девятого вечера 55-летний Нариман Нариманов был обнаружен у ограды Александровского сада задыхавшимся в кашле. Узнав сотрудницу кремлевской амбулатории, председатель ВЦИК сказал: «Быстро отвезите меня в больницу, я умираю». Он скончался, не доехав до больницы, унеся в нишу кремлевской стены неутихающую в сердце боль о независимом Азербайджане.

Эти боль и мольбу к сегодняшним хранителям и защитникам израненной земли почувствовал я в письме-обращении Татьяны Рустамли, опубликованном 26 марта 1992 года: