— Он самый, — кивнул Шарьер, — мы давние знакомцы. Эти подземелья, правда, не его рук дело — обычные природные пещеры, что пронизывают основание Горы Черепа, словно огромный сыр. Их обнаружили еще предки Пенворда, а его дед оборудовал именно эту пещеру — прорубил шахту лифта, провел электричество с автономным генератором. Тогда как раз шла война и он готовил убежище на случай японского вторжения.
— В те времена не было компьютеров, — заметил Малькольм, — и много чего еще, чем вы тут обзавелись. Я не большой знаток техники, но даже мне понятно, что ваша аппаратура — самая современная. Тайком утащили у Хэммонда?
— Он даже не заметил, — не стал отрицать Шарьер, — нужно отдать старику должное — он был скуповат, но на то, чтобы приблизить свою мечту, денег не жалел — в том числе и на аппаратуру. Ну и нашлись люди из тех, что работали еще на Пенворда, — они помогли мне тайком перенести все сюда и наладить как надо.
— Похоже, старик Хэммонд напрасно считает остров своим, — медленно произнес Малькольм и вдруг понял, — погодите, вы сказали «был»?!
— Он мертв, — уродливая личина Шарьера исказилась в гримасе, которую лишь с большой натяжкой можно счесть за скорбную, — он слишком несерьезно отнесся к существам, возвращенным им из небытия. Расплата оказалась жестокой.
— Могу представить, — передернул плечами Малькольм, — так, значит, Пенворд намерен прибрать остров к рукам? Вы работаете на него?
— Я бы сказал, что у нас взаимовыгодное сотрудничество, — осклабился Шарьер, — но в чем-то вы правы. У Пенворда грандиозные замыслы и этот остров лишь первый шаг на пути их претворения в жизнь. В моих интересах эти замыслы поддержать.
— А Хэммонд, значит, стал для вас «полезным идиотом», — пробормотал Малькольм, — со своими деньгами и своей жадностью. Так значит все, что здесь случилось с момента нашего появления на острове шло по вашему плану?
— Не совсем, — качнул головой Шарьер, — отключение света, например, мы не организовывали — до сих пор не пойму в чем дело? Да и убийство охранников террористами мы не предвидели — а ведь среди них имелись люди Пенворда.
— Вы ничем не лучше Хэммонда или Джонни Конго, — презрительно покривил губы Малькольм, — тоже сочли, что у вас все под контролем и в итоге все пошло наперекосяк. Умные планы — лучшая закуска для Хаоса.
— Я помню, что вы считаете себя большим знатоком Хаоса, — иронически покривил губы Шарьер, — я читал ваши работы и, признаюсь, они произвели на меня впечатление. Хотя, откровенно говоря, при всех ваших заслугах, Ян, до Уолтера Джиллмена вам далеко.
— Кого? — недоуменно вскинул брови Малькольм.
— В некотором роде он ваш предшественник, — пояснил Шарьер, — молодой математик из Аркхэмского университета. Джиллмен, в отличие от вас, прекрасно понимал, что Хаос — это не математическая модель и не простая абстракция, но сама основа, живая ткань мироздания. Джиллмен, как и я читал книги, которые такие как вы обычно считают недостойными внимания: «Некрономикон» Абдула Альхазреда, отрывках «Книги Эйбона» и «Сокровенных культов» фон Юнцта. Изучая неэвклидову геометрию и квантовую физику, параллельно Джиллмен искал черты многомерной реальности в тумане готических легенд и старых сказок, что шепотом рассказывали темными вечерами у каминов в Новой Англии колониальной эпохи. Неясных намеков и беглых упоминаний оказалось достаточно для сопоставления их с абстрактными математическими формулами, что абсолютно по-новому освещало свойства вселенной и взаимодействие известных и неведомых человеку измерений пространства. Полученное знание наделило Джиллмена способностью проникать в такие глубины математики, каких не достигал умственный взор столь выдающихся его современников как Планк, Гейзенберг, Эйнштейн и Де Ситтер. Правда, переход от теории к практике для Уолтера кончился…весьма печально, но мы с вами не повторим этой ошибки.
— Мы? — переспросил Малькольм, недоуменно слушавший доктора, — вы спятили, Шарьер? Какое отношение я могу иметь к этому мумбо-юмбо?
— Не скромничайте Ян, — Шарьер вновь издал шипяший смех, — я же говорил, что читал ваши работы — поверьте, вы двигались тем же путем, что и Джиллмен. Я даже сделал кое-какие выписки одной из ваших статей.
Шарьер взял со столика стопку листов, с двух сторон исписанных аккуратным каллиграфическим почерком и, прокашлявшись, начал читать: