Кровавый передел

— Орешко все знает. И это тоже, — ответил Резо-Хулио.

— Понятно, иду на заклание, как барашек, — заметил я. Беспредельщина.[93]

— Никитушка, он боится, — вздохнул Резо. — Сойду я за барашка, да?

— С твоим носом, Хулио, ты верблюд, корабль пустыни, — хмыкнул Никитин. — Лучше уж я на шашлык.

Я не выдержал и сказал своим товарищам все, что думаю. О деле. Если оно сгорит на первых моих шагах, то я спущу семь шкур, невзирая на лица и должности. (Орешко-Орешко, интриган. Одна надежда: он знает, что делает.) На том и порешили. И вовремя.

Затрезвонил телефон — это был восторженный Гоша. Он сообщил неожиданную и радостную весть: моя персона заинтриговала заинтересованную сторону. С его, Гаррика, разумеется, легкой руки.

— Спасибо, Гаранян, — сказал я. Старался быть официальным, как дипломат на приеме в День независимости эскимосов.

— Ты чего? — кричал Гера. — С тебя причитается, Смирнов. Бутыль самогона.

— Два бутыля, — с энтузиазмом пообещал я.

— Тогда я сейчас буду.

— Нет. Я на работе не пью.

— Мы же ещё не работаем, — удивился неутомимый Гоша.

— Но нас уже ждут, — ляпнул я.

— А ты откуда знаешь, сокол ясный?

— От верблюда, — был находчив я. При упоминании благородного животного пустыни Резо закатил глаза, а Никитин погрозил кулаком. — Ты же мне, Гаррик, сам сказал, чтобы я был готов как штык… И я уже готов!

— А тарахтелка твоя на ходу? Свою я где-то потерял. Забыл, куда поставил.

— Хорошо гулял, товарищ.

— Ууу, расскажу, не поверишь. Ну, буду!..

Бросив трубку, я развел руками: зарапортовался малость. Друзья пожурили меня за беспечность и длинный язык. Если дело и дальше так пойдет, то ясному соколу Смирнову, мать его так, перышки до пупырышек пообщипают. На этой оптимистической ноте мы и расстались.

Хорошо иметь верных друзей. С такими можно смело в бой пойти и выдуть два или пять бутылей самогона из родной корабельной сосны. Как утверждают терапевты, березовый сок полезен для пищеварительного тракта и мозговых извилин. Особенно после пятого бутыля сосновой бурды становишься мудрым, как вместе взятые царь Соломон, философ Цицерон и портной из местечка Тель-Авив Гордон.

Я это к тому, что существует банальная истина: то, что у трезвого еврея на уме, у хмельного дурака любой национальности на языке.

Появившись у меня, елочка[94] Гаранян потребовал бутыль самогона. Ахнув стакан коньяка, Гаррик ещё больше взбодрился. Да так, что мне с трудом удалось втиснуть этот бурдюк с дерьмом в машину. Салон промерз, как стены вытрезвителя, и мой новоявленный друг маленько пришел в себя. И принялся болтать, точно баба на Привозе. Я внимательно слушал. Гаррик нес такую ахинею, что вяли уши. У меня. И тем не менее из словесной руды я извлек крупицы полезной информации.

Медицинский Центр состоит как бы из трех подразделений (кругов ада, хохотал Гаранян): сектор А, сектор Б, сектор В — и зоны «Гелио». Эта зона самая засекреченная; право прохода туда имеют только члены Правления; их всего пять, светил всевозможных наук. Простые, смертные сотрудники имеют доступ каждый в свой сектор. Пройти в другие без спецразрешения невозможно по причине сложной электронной системы, которая чувствительна к любым вторжениям.

Словом, из бестолковой болтовни великолепного Гоши я понял, что вся наша (с Орешко) Акция есть чистейшая и откровенная авантюра. На авось. Лезть в пламедышащую пасть дракона без огнетушителя?..

Правда, признаюсь, в какой-то момент мне показалось, что Гаранян валяет дурака, запугивая меня. Зачем? Нет, он был искренен в хмельном, хвастливом угаре, и от него так натурально разило, что все сомнения терялись в ядовитых испарениях перегара.

Машина, выбравшись из городских заторов, покатила с ветерком по трассе. Правительственная трасса вела в дачно-охотничьи угодья и поэтому была чиста от снежной каши и ледяных горок и луж. Великолепный Гоша, убаюканный движением, дрых в счастливом неведении своего печального будущего. Впереди его ждала либо случайная пуля, либо койка в грязном лечебно-трудовом профилактории для матерых алкоголиков. А вот что ждало меня за зимними лесами и мерзлыми полями, опаленными ранним багрянцем заката? Вопрос, конечно, интересный, повторим вслед за классиком-сатириком. Но у меня нет ответа на этот вопрос. Я не знаю. Не знаю. Ничего не знаю. Быть может, в незнании и есть надежда на то, что Боженька будет милостив и добр к грешнику-атеисту.

Господи, дай мне сил и веру в победу! И, точно услышав мои страдания, небо над дальним вишнево-темным лесом разверзлось, и я увидел мощного и величественного рыцаря на лошади-облаке. Рыцарь в доспехах, отливающих кровавым закатным заревом, с острым копьем наперевес двигался в свободном, беззвучном, прекрасном пространстве. Он, посланец Неба, направлялся туда, куда и я — жалкий, убогий, плюгавенький пигмей, сидящий в вонюче-бензиновой, металлической коробке.

Боже мой, что это?

Я задал себе этот панический вопрос и тотчас же получил ответ. Ангел-хранитель. Да, это мой ангел-хранитель. Ангел-хранитель.

Он уходил за край леса, превращаясь в крылатую птицу победы. Не сокола ли?