Кровавый передел

Я лег на койку и задумался над вопросом: куда я все-таки вляпался? И что делать? И кто виноват? Ну, виноват я сам. Что делать — не знаю. А вот куда я угодил? Проанализируем окружающий нас мир. Во-первых, на этой глубине встречаются странные контрасты. Ультрасовременные коридоры, космические одежды со «светлячками»-светофорами, загадочная Служба безопасности, детектор лжи, чтоб ему провалиться до самого земного ядра, и тут же перемороженные сосиски, Аристарх Фридрихович, усыпанный перхотью, гостиничный графин с тухлой водой. Вероятно, здесь, на глубине, столкнулись две культуры: западная технология по оболваниванию и промыванию мозгов у людей и наше отечественное, родное раздолбайство по обслуживанию техники. Вот на это и вся надежда. На расп…!

Ну, не верю я, чтобы наш монтер Вася или Ваня соблюдал все правила безопасности и поведения в условиях тотальной слежки. Не выдержит он такого хамского насилия над душой и, скушав водочки, ткнет отвертку в какую-нибудь клемму для собственного душевного равновесия и пропустит через себя электрический разряд в несколько киловатт, что только взбодрит жизнерадостное состояние русского человека. Это во-первых.

Во-вторых, скорее всего, Центр находится под электронной защитой. Все, даже вечное, имеет свое начало. Значит, где-то упрятан рубильник, с помощью которого можно обесточить все секретное учреждение.

А не прогуляться ли мне по подземному бульвару в поисках монтера Васи или Вани, ответственного за этот самый рубильник? Думаю, мы найдем с ним общий язык. Не с рубильником, конечно. А наоборот.

Не долго думая (это верблюд пусть думает, как себя прокормить), я выбрался в коридор сектора А.

Коридор, освещенный дежурным светом, был пуст; очевидно, население отсутствовало по причине позднего часа. Спать, когда такая прекрасная погода, господа?

Прогулочным, независимым шагом я прошелся под стеночкой. Кажется, я никого не интересую? Не тут-то было. Я почувствовал в области сердца какую-то тупую боль. С каждым шагом она усиливалась. Что за чертовщина? Было впечатление, что в мой орган впивается щепа. Когда боль стала невыносимой, я прекратил движение вперед, к горизонту, к невразумительной свободе. Черт с ней, со свободой, лучше вернуться в свой хлев, к порционной похлебке. И боль утихла. У двери моего бокса-шесть. Хм. Проведем тот же эксперимент, но сознательно. Я снова отправился в путешествие, и снова с каждым шагом вперед боль усиливалась. Я обратил внимание на свой нервно пульсирующий желтый «светлячок». Видимо, между ним и болью существует какая-то связь. И верно, вернувшись к боксу-шесть, я обнаружил, что «светлячок» успокоился и теплится солнышком.

Так-так. Я на электронном крючке. Шаг влево, шаг вправо — есть попытка к бегству. Вот это зона. Всем зонам зона. И никаких вертухаев на вышках. Электронно-оптическая хрендя поубедительнее и покрепче пуль со смещенным центром тяжести.

Что же делать? Сорвать с себя космический презерватив со «светлячком» и пройтись голым по коридорной трубе? Куда? На улице, между прочим, поземка и температура, как на проданной нашим непатриотичным царем Аляске. И потом, наверное, не у меня первого возникла мысль сбросить резиновую шкуру; я её сдираю и… Как пишут романисты: о плохом не хотелось думать.

Не надо торопиться на свидание со старушкой, в костлявых руках которой сельскохозяйственный инвентарь. Отдыхай, Алекс, ты и так выполнил программу-максимум. Находишься в надежном, подземном склепе после дня вопросов и ответов, накормлен сосисками, спать тебе на чистых простынях. Что еще?

Я лег на койку, ощущая затылком булыжник подушки. Таким предметом удобно смазать мушку метелке,[102] чтобы ей жизнь медом не казалась.

Да, что наша жизнь? Борьба. Мы ищем и находим трудности, потом их преодолеваем. С матом-перематом. Со вселенским ором. С кровавыми пузырями на сердцах.

Сердце-сердце. Нет боли — нет сердца. Есть боль — есть сердце. Интересно, какое у меня сердце? Если оно вообще у меня имеет место быть. Я его не чувствую… не чувствую… следовательно… И я поплыл в бурном потоке сновидений, меня закружило в круговороте невероятных событий и происшествий. Кажется, я угодил в эпицентр помпейских страстей?..

С черного неба сыпался снегом белый пепел Везувия. Пепел покрывал людей, бегущих в панике к морю. Пепел покрывал море, и море казалось в диковинных для этих теплых, райских мест льдинах. Пепел покрывал город, и казалось, от пепла рушатся здания.

Я (или как бы я) в легкой тунике и сандалиях пробивался через обезумевшую толпу. В моих руках зажат манускрипт. Там — я, вороватый ловец счастья, знал — была формула бессмертия. Погибнуть, когда ты обладаешь тайной тайн? И поэтому, кромсая ножом чужие тела, я рвался к побережью.

Но вздрогнули земли Римской империи — над горловиной Везувия завис огненно-плазменный столп огня. Дикий, животный рев взметнулся над вечными, казалось, прекрасными оливковыми рощами. И, словно от этого рева, я споткнулся и упал в мягкий, теплый пепел; попытался спастись, но тщетно: черный пепел пожирал меня, как время жизнь.