Кровавый план египтянина

– Хава сделает все, что надо, без контроля, – сказал Сулейман. – В ней живет и растет ненависть к кафирам.

– Аллах акбар! – провозгласил Абу Хабиб.

Остальные хором повторили.

– Что-то не торопятся нас менять, – недовольно проговорил Зюзин.

– Хочешь как Власов? – усмехнулся Кабан.

– Просто хочу на отдых. Нормальную бабу, нормальную постель, душ, вино и чтобы засыпать без страха. Хочу увидеть то, за что рисковал своей шкурой.

– Обещают на той неделе, – сказал Кабанов. – Пока, говорят, отдыхайте, скоро понадобитесь.

– Не отпустят нас сейчас, – заявил русый здоровяк, – выборы на носу. И кто, как не мы, может разозлить чеченцев, чтобы они кидались на федералов… Так что скоро нас вряд ли отпустят. Да и уходить сейчас некуда, все закрыто. А своими тайными тропами чеченцы нас не выведут. Я не в обиде – мы и веру, и родину предали. Моя бабка Христу молилась, а я на стороне ваххабитов. – Он криво улыбнулся. – Так что, мужики, придется нам здесь оставаться. Никому мы не нужны, и нечего губы раскатывать. Надо жить тем, чем живется. Сами в это влезли. И если чеченцы будут отсюда вырываться, то нас впереди погонят, чтоб мы им путь прокладывали по минным полям. Из Грозного Басай именно так и уходил. И все-таки ступню ему отхватило. Я лично плевать на все хотел, буду жить, пока живется. Насчет бабок тоже не волнуюсь. Нет у них ни хрена, так что не заводите себя, давайте спокойно посидим. Принесут сегодня водяру, где-то ухватили арабы, бухнем. И снова веселее жить станет.

Стоявший у входа чеченец усмехнулся и неслышно отошел.

– Да перестань ты, – покосившись на вход в пещеру, тихо проговорил чеченец в джинсах, – запросто под шариатский суд попадешь. Или еще проще – шлепнут арабы, и все, нет тебя. Ты же не бессмертный.

– У арабов это просто, – заверил очищавший от смазки автомат другой.

– Вот то-то и оно, – недовольно сказал Горец. – У них все просто. И плевать им на то, что наши мальчишки и девчонки будут погибать в школе от выстрела из нашего гранатомета. А потом поймают стрелка, и весь мир узнает, что чеченец стрелял по детям, за чью свободу мы воюем. Ладно госпиталь, там были недобитые нами гяуры. Шахидки рванули в Москве – тоже понять можно. Русские собаки – враги. Но чеченские дети придут в школу, а мы, защитники их свободы, по ним из противотанкового гранатомета… – Он тяжело вздохнул.

– Перестань, Руслан, – посоветовал очищавший автомат боевик.

– Я в своей стране! – громко проговорил Горец. – И воюю за свободу Ичкерии, а не за деньги, как арабы. Я потерял своих людей не для того, чтобы оплачивать выстрелы из гранатомета по школе! – Он вышел.

– Убьют его, – вздохнул чеченец в джинсах.

– Но он прав, – негромко сказал другой. – Ведь среди школьников может быть моя племянница.

– А ты это Хабибу скажи, – тихо посоветовал первый.

– Горец вызовет у нукеров недовольство, – раздраженно проговорил Абу Бакар. – Мы делаем святое, угодное Аллаху дело. Наказываем предателей, а он…

– Но стрелять в школу, – сказал Басаев, – где будут дети…

– Тех, кто предал веру, – прервал его араб, – тех, кто голосовал за Масхадова, кто боготворил тебя и называл Шамилем не потому, что тебя так зовут, а в честь имама Шамиля, воевавшего с царской Россией… Там в школе будут учителя, которых мы изгоняли из Ичкерии, потому что их учение противоречит нашей вере. Почему родители этих детей не встали живым кольцом вокруг Грозного, когда ты защищал его, а потом прорывался через минное поле, потеряв при этом часть ноги… Почему они будут голосовать за Кадырова, который предал нашу веру и нас… Хотя есть выбранный ими же президент Масхадов, которому даже Москва разрешила участие в выборах. Кто переизбрал выбранного народом президента? Ведь голосование было, и победил Масхадов. Ты уступил ему совсем немного. Да, в школе погибнут и дети. Нам прислали деньги, и мы должны их отрабатывать. Школы неугодны Аллаху, значит, те, кто их посещает, виноваты и должны нести наказание. Почему, когда взрывали дома в России, не думали о погибших детях гяуров? Ах да, – усмехнулся он, – здесь же чеченцы. А это еще хуже. Успокой Горца… или это сделаем мы. – Он вышел.

Басаев проводил его злым взглядом.

– Горца ко мне! – зычно крикнул он.

– Я здесь, – тот сразу вошел. – Я видел, как…

– Перестань вести себя как мать всех детей Ичкерии. Не провоцируй конфликт. Мы еще воюем благодаря арабам и на деньги, которые идут нам от них. Я все сказал.

Горец, играя желваками, вышел.

– Вот отсюда будешь стрелять, – указал вперед палкой старик чеченец. – Окна посередине, в них и стреляй и сразу уходи через этот двор. На улице тебя будет ждать машина.

Москва

– Как уехал? – удивился Туркин. – Куда?

– Туда, куда ему надо, – улыбнулась Тамара, – но нам не объяснил.

– А почему мне ничего не сказал Абу Саид?

– Да кто ты такой, – рассмеялась грузинка, – чтобы Абу Саид тебе докладывал?

– Тоже верно, – пробормотал Туркин. – Но я звонил несколько раз, а сотовый Александра не отвечал. И…

– Слушай, – недовольно перебила его Тамара, – я не знаю, куда и зачем уехал Бурич…

– Ну что ж, – Туркин поднялся, – разрешите откланяться. – Он вышел.