Кровавый разлом

Она положила руки на камень и ощупала маленькие углубления:

— Да… я была здесь много-много раз. Это очень древнее место. Думаю, люди и тысячу лет назад приходили сюда, если хотели забыться.

Пер осмотрелся:

— Пожалуй… Место подходящее.

Вендела посмотрела ему прямо в глаза:

— Подходящее? Не знаю… Но время здесь идет медленнее. И еще… у камня можно молиться… нет, не молиться. Загадывать желания.

— Желания?

— Просить о помощи… о здоровье.

— Целебная сила Бога, — сказал Пер.

— Что-то в этом роде.

Она села и прислонилась спиной к камню. Пер нерешительно посмотрел на нее и тоже сел.

Они сидели в метре друг от друга, вытянув ноги, и смотрели, как на бирюзовом горизонте густеет закатный пурпур.

— А вы сказали мужу, что вы здесь?

— Он уехал… взял мою собаку — хочет показать ее ветеринару. Меня не спросил… Мы поссорились. Я стала ему возражать, а он к этому не привык.

Пер решил промолчать.

— Скоро вернется… как теннисный мяч. Я ему нужна.

— Почему?

— Я помогаю ему с книгами.

— Как это? Вы имеете в виду, что…

— Помогаю ему довести их до ума.

Пер пристально посмотрел на Венделу:

— То есть… вы хотите сказать, что это вы пишете его книги?

— Иногда… но Макс считает, что лучше и проще, если на обложке будет только его имя.

— Лучше и проще для него, во всяком случае… это называется «торпеда» — человек дает свое имя взаймы кому-то другому.

Пер засомневался. «Торпеды» — это, кажется, что-то другое, но Вендела не обратила внимания.

— Может быть… но Макс любит быть на виду, а я нет.

Когда начинались подобные разговоры, ей всегда казалось, она каким-то образом предает Макса. Но сейчас в ней говорила обида.

— Макс любит быть в центре… у него потрясающая уверенность в себе. Весной он написал поваренную книгу, хотя сам-то вряд ли может воду вскипятить…. Как бы мне хотелось иметь хоть половину этой уверенности. — Она зажмурилась и продолжила с закрытыми глазами: — Я ходила к психологу. Так мы познакомились.

— Он был вашим психотерапевтом?

Она кивнула.

— А потом я в него влюбилась, и мы стали жить вместе. Общество психологов вынесло ему предупреждение — психотерапевт не имеет права завязывать отношения с пациентами, это противоречит профессиональной этике… Макс разобиделся и решил, что лучше он будет писать книги… Это была своего рода месть Обществу — как он радовался, когда книги его стали популярными!

Они опять помолчали.

— А почему вы обратились к психотерапевту?

— Не знаю… теперь не знаю. Чтобы отделаться от травматичных детских воспоминаний, — неожиданно всплыла в памяти формула.

— У вас было трудное детство?

— Нелегкое… Мама умерла, а отец был… мечтатель. И еще у меня был брат… старший брат, его звали Ян-Эрик. Мы жили в одном доме, но ему запрещали со мной встречаться… он так и жил за закрытой дверью. Так что я думала, что там живет какое-то чудовище.

— Но вы все же встретились в конце концов?

— Да… но я ужасно перепуталась. У него были психические нарушения… короче, он был слабоумным, как выражались в то время. И выглядел он ужасно…

— Почему ужасно?

— У него была аллергия… как и у меня, только еще сильнее. На все… и к тому же очень чувствительная кожа. Длинные, нестриженые ногти… он расчесывал кожу до крови, а потом все эти расчесы воспалялись.

— Мучительно, должно быть…

— Ужасно… а тогда, в пятидесятые, это даже и лечить не пытались. Его спрятали, и все… — Она закрыла глаза, лоб прорезала горькая складка. — А потом… потом его осудили за поджог, которого он не совершал… и хотели отправить в закрытую лечебницу на континенте… Он оказался бы там среди сексуальных маньяков и законченных психопатов. Но это им не удалось.

— Что произошло?

— Я помогла ему бежать.

Она замолчала. Он тоже не знал, как продолжать этот разговор.

Солнечный диск уже наполовину скрылся за горизонтом. Через полчаса будет темно.

Пер долго смотрел на пурпурные торосы на темнеющем небе.

— В мире нет ни заботы, ни любви, — сказал он, — только эгоизм. Это я узнал от него очень рано. А потом, когда стал взрослым, все пытался доказать ему, что это не так.

— О ком вы говорите?

— Об отце.

Она протянула ему руку, и он взял ее в ладони. Рука была такой же холодной, как и у него.

— А теперь отца нет. И я очень боюсь его наследства…

— Какого наследства?

— Тяжелых воспоминаний… к тому же мне кажется, он оставил массу нерешенных проблем, решать которые придется мне.

Они так и сидели у камня, держа друг друга за руки, и продолжали говорить. Стало уже совсем темно.

Пер поднялся первым.

Они почти не разговаривали по дороге домой. Вендела остановилась у дома Пера и подняла голову. Белки ее глаз в темноте казались очень яркими. Пер открыл рот и хотел что-то сказать, но осекся — не знал что. И она не знала.

— Здесь я живу, — сообщение прозвучало глуповато.

Она напряглась, не зная, что делать. Может быть, взять и просто пройти за ним в дом? Ничего естественнее и быть не может…

И как он это воспримет? Что он сделает? У нее в голове промелькнули тысячи возможностей, они петляли и разветвлялись, как речная дельта.

— Спокойной ночи, Пер, — сказала она и пошла к своему темному каменному замку.

55