Кровавый Рим. Книги 1-9

Десять лет своей военной карьеры Гамилькар провел в Иберии, в городе Малака на южном побережье. Это была граница Карфагенской империи, новые земли, отвоеванные у кельтов, которые до недавнего времени контролировали изолированный полуостров. В той кампании Гамилькар приобрел известность и упрочил положение среди наследников своего древнего рода. Битва была жестокой, но ему удалось одержать победу и расширить границы Карфагена. Гамилькар посылал людей на смерть, безжалостно подставлял под непрекращающиеся атаки кельтов, стремясь удержать победу. Но он никогда не унижал подчиненных, полагая, что их сила заключается в преданности Карфагену и своему командиру.

Гамилькар еще не встречался с римлянами в бою. В прошлом Рим и Карфаген были союзниками и вместе противостояли Пирру Эпирскому. Именно этот союз предопределил нынешний конфликт. Рим нарушил договор, заключенный ради обороны своих земель, и предательски вторгся на Сицилию под предлогом защиты жителей Мессины от войска Сиракуз, что угрожало коммерческим интересам Карфагена на острове.

Теперь жребий брошен. Римская трирема спаслась бегством, и Гамилькару предстоит встретиться с врагом лицом к лицу — это лишь вопрос времени. Взгляд его стал жестким. Он предвкушал, что выдворит римлян с Сицилии и восстановит славу своего народа как хозяина Средиземноморья.

* * *

Во дворе виллы выстроился отряд охраны из шестидесяти легионеров, что составляло половину полной манипулы. Центурион расхаживал вдоль рядов, инспектируя солдат. Во главе колонны знаменосец высоко поднял штандарт манипулы. Легкий ветер с моря теребил ткань штандарта, а золотые диски, свисавшие с древка, ударялись друг о друга и позвякивали, словно колокольчики. Присмотревшись, Септимий разглядел изображение быка — это была манипула Второго легиона, одного из четырех легионов римской армии на Сицилии. Сам Септимий служил в Девятом легионе, который стоял лагерем вместе со Вторым сразу за городской чертой Бролиума. Два других легиона, Шестой и Седьмой, расположились южнее, у самой границы с Сиракузами, что обусловливалось политическими причинами: так они сдерживали царя Сиракуз Гиерона II. Невозможность их отвода означала, что основная тяжесть весенней кампании придется на два легиона, расквартированных в окрестностях Бролиума.

Центурион, инспектировавший своих солдат, перевел взгляд на вход во внутренний двор, где появились Септимий и Аттик. Затем направился к ним неторопливой походкой командира, привыкшего командовать центурией, уверенного в себе и довольного своим положением.

— Назовите себя! — потребовал он.

— Капитан Переннис с триремы «Аквила» и центурион Капито, командир морских пехотинцев, — ответил Септимий. — С докладом к старшему консулу.

Центурион пробормотал что-то неразборчивое, но на его лице явственно отразилось все, что он думает о моряках и морских пехотинцах. Септимий никак не отреагировал на почти не скрываемое презрение, однако лицо центуриона запомнил.

— Становитесь в первую шеренгу, — приказал легионер. — Консул уже идет.

Аттик и Септимий прошли вперед и заняли место в строю. Центурион еще раз окинул взглядом строй и встал во главе колонны; знаменосец застыл позади него, слева. Все стояли неподвижно, ожидая консула. Сципион появился через пять минут в сопровождении начальника личной охраны и двенадцати преторианцев. Черные дорожные плащи, по которым их сразу можно было узнать, развевались при ходьбе, стук твердых подошв сандалий гулко раздавался в утренней тишине.

Консул вскинул руку, и начальник охраны приказал своим подчиненным остановиться. Сципион один обошел шеренги полуманипулы. Он с удовольствием отметил неподвижность строя солдат. Дисциплина и единообразие напомнили ему о воинской службе, когда все было гораздо проще и все его действия определялись уставом — как у стоявших перед ним легионеров. Два командира с «Аквилы» в первой шеренге по-прежнему были в полном боевом облачении. Консул отметил отличное состояние их оружия и доспехов, носивших на себе следы битв.

Лошадиное ржание заставило Сципиона повернуться. Конюх вел к нему серо-белого жеребца. Это был андалузец, испанская лошадь высотой в шестнадцать ладоней. Вычищенный и разогретый, он бил правым передним копытом о каменную плитку двора — все его тело было воплощением едва сдерживаемой силы. Сципион подошел к жеребцу и, похлопывая по шее и крупу, ласково заговорил с ним уверенным тоном опытного наездника.

— Великолепное животное, — сказал он, ни к кому не обращаясь, и вскочил в седло.

Устроившись в седле, старший консул повернул коня к полуманипуле. Он сразу же понял, что под ним боевая лошадь, мгновенно реагировавшая на движение ног Сципиона и перемещение его центра тяжести. Для управления животным не требовались поводья — в бою это позволяло всаднику держать оружие в обеих руках.

— Стройся! — приказал Сципион командиру центурии и развернул коня.

— Маршевая колонна! — рявкнул центурион, и солдаты перестроились в колонну из двадцати рядов по три человека.