Кровавый Рим. Книги 1-9

Возвращение Сатурея встречено было в городе с глухим ропотом. Большинство граждан относилось к нему враждебно. Даже породниться с ним многие считали кощунством. Его в глаза называли святотатцем, осквернившим самую грозную в Риме святыню убийством человека, неприкосновенность которого была освящена законом. Поэтому старших своих дочерей Сатурей выдал замуж за вольноотпущенников, а младшая его дочь, Сатурея Квинта[114], отличавшаяся пригожей внешностью, оставалась в девицах почти до двадцати пяти лет, пока ее не заприметил старый Минуций, бывший ярым врагом популяров и мятежных Гракхов, а Сатурея уважал как истинного римлянина, совершившего замечательный подвиг во имя спасения республики.

Сын не мог противиться воле отца. Свадьбу справили. Но молодые недолго прожили вместе. Отец вскоре потребовал, чтобы Тит вступил добровольцем в армию консула Марка Минуция Руфа[115], который должен был отправиться во Фракию, куда вторглись воинственные скордиски[116], союзники кимвров, приглашенные восставшим против римлян местным населением. Старик считал, что сын непременно должен поддержать честь рода Минуциев, участвуя в этом походе.

Война во Фракии оказалась долгой и для римлян имела многие опасные перипетии. Лишь спустя три года Тит Минуций вернулся домой в составе сильно поредевших легионов. К тому времени он уже был в чине командира турмы римских всадников. Победа над скордисками и фракийцами праздновалась в Риме с большой пышностью. Во время триумфа Тит ехал в почетном конном строю за колесницей триумфатора; сбрую его коня украшали серебряные фалеры[117], свидетельствовавшие о том, что воевал он доблестно, не уронив чести своего славного рода.

Отец вскоре после этого умер. Сын устроил ему достойные похороны с боем гладиаторов[118] у погребального костра на Эсквилинском поле, а также угостил всех родственников, друзей покойного и всех обитателей Кипрской улицы невиданно щедрым поминальным пиром. Не пожалел он денег и на превосходный памятник из пентелийского мрамора, который установил на могиле отца близ Тибурской дороги.

Тит Минуций получил в наследство большие денежные суммы, три доходных имения, многоквартирную инсулу и дом в Капуе. В самом Риме он стал владельцем двух домов. Один из них, на Кипрской улице, он оставил себе, а другой, находившийся на Малом Целии, подарил вдове, своей мачехе, к которой всегда относился с большим почтением.

На первых порах Минуций слыл человеком вполне добропорядочным. Но он по натуре был совершенной противоположностью своему покойному родителю, отличавшемуся деловой хваткой и бережливостью. Став обладателем огромного состояния, Минуций решительно придерживался того мнения, что нет никакого толку ни в деньгах, ни в богатстве, если их нельзя растратить на удовольствия.

Совершенно неожиданно для всех своих родственников и друзей он развелся с женой.

Его пытались удержать от этого шага, на все лады расхваливая молодую женщину: мол, и хороша собой, и целомудренна, и нравом нестроптива. Минуций же сказал в ответ, выставив из-под тоги свой башмак:

— Посмотрите на него? Разве он нехорош собой? Или стоптан? Но кто из вас скажет, где он жмет мне ногу?

Только немногие из его друзей догадывались об истинной причине развода: они знали о существовании прекрасной гречанки из Капуи.

Так оно и было в действительности. Минуций всегда помнил о своей первой возлюбленной, и все эти пять лет разлуки поддерживал с нею постоянную переписку.

Разведясь с женой, он уехал в Капую и вскоре привез оттуда Никтимену, открыто поселив ее в своем доме.

Потом началась жизнь, полная неистового разгула. Минуций словно торопился вознаградить себя за перенесенные им тяготы военной службы, ни в чем не отказывая ни собственным прихотям, ни милым причудам своей любовницы, очень скоро привыкшей к сибаритской роскоши и безумной расточительности, благо все это было за чужой счет.

Дом на Кипрской улице едва ли не целыми днями, а еще чаще ночами, был забит гостями, музыкантами, актерами. Минуций всей душой предавался любимым своим занятиям: игре в кости, обильным возлияниям, в перерывах между ними посвящая досуг общественным зрелищам, — особенно конным скачкам, колесничным ристаниям и гладиаторским играм.

Когда после очередного крупного проигрыша ему понадобились деньги, он, долго не раздумывая, продал свое имение близ Анция[119].

Это было очень доходное имение. Приморские виллы всегда ценились в Италии. Выражаясь словами мудрого Марка Порция Катона, молодой человек оказался сильнее моря, ибо то, что оно едва-едва лизало своими волнами, он проглотил целиком без особого труда.

Незадолго до начала нашего повествования такая же участь постигла и его загородную тускуланскую виллу.

У него еще оставались упомянутые выше обширное поместье под Свессулой и гостиница в Капуе, но все это было уже заложено тамошним аргентариям[120] под огромные ссуды, растраченные нашим героем с чрезвычайным легкомыслием.