Кровавый риск

Доктор Уолтер Эндрион был высоким, худощавым джентльменом с белыми волосами, он держал специальные чемоданы и пятидесятидолларовые рубашки, водил новый «кадиллак» и вращался в высших социальных кругах. Он был женат на Эванн Эндрион, темноволосой, голубоглазой привлекательной тридцатилетней, моложе его, молодой леди с невероятно дорогим вкусом. Когда Джуниор позвал его, он бросил всё и вышел сразу на аэродром, с двумя тяжёлыми чемоданами в руках вместо одного, так как давно уже выучил, что должен встречать любой подобный вызов полностью подготовленным, насколько это возможно. Это не была традиционная медицина в любом смысле этого слова. Он работал быстро и чисто, справился с ранами, смыл сгустки крови и грязи, сшил людей так хорошо, как это могли сделать в больнице. Он не разговаривал, и никто ничего не говорил ему, когда работал. Он уже сделал это невероятно чисто для Такера тремя годами ранее, так что ему не нужно было ничего слышать о происхождении каждой раны, и что ему требовалось закончить эти сеансы настолько быстро, насколько возможно. Когда он закончил, то настоял на том, чтобы забрать Мёрла Бахмана в его клинику на пару недель для отдыха и восстановления, достаточное время для того, чтобы также полностью восстановить его рот. Он взял две тысячи долларов от Такера по пятьдесят и по сотне, сложил их в теперь уже толстый кошелёк, помог Бахману забраться в его «кадиллак» и уехал оттуда.

— Мы достанем оплату доктора из чемоданов, — сказал Такер, — перед тем, как всё разделим.

Каждый с этим согласился, за исключением мисс Лорейн, которой это не понравилось, но она, тем не менее, не спорила.

Когда Симонсен, партнёр Пола Нортона в бизнесе по воздушным перевозкам, как обычно, пошёл поужинать, они открыли три чемодана в офисе Нортона и пересчитали деньги, которых оказалось всего 341 890 долларов. Принимая во внимание дополнительные медицинские расходы Бахмана в более чем четыре тысячи долларов, они приняли решение разделить 335 000 долларов.

Что было не так плохо, кстати.

Мисс Лорейн посмотрела на свои 67 000 долларов и сказала: «Я думала, что здесь будет намного больше, чем есть».

— Этого тебе хватит, — сказал Такер.

— Ненадолго.

— Девушке с твоими талантами? Ты сделаешь себе состояние до того, как закончится этот год.

— Есть у кого-нибудь что-нибудь, во что можно их положить? — спросила она.

Нортон сказал: «Бумажный пакет подойдёт?»

Она взяла у него коричневый бумажный пакет и сложила в него свои наличные, не докучая своим ответом Такеру.

Харрис сказал: «Мне хотелось бы знать, что ты собираешься делать, какие у тебя планы».

— Это моё дело, — сказал она.

— Это всецело наше дело, — сказал Харрис.

Она посмотрела вокруг, увидела, что они смотрят на неё, туго натянула губы и сказала: «Каждый из вас расскажет мне, что вы намереваетесь делать, когда мы разойдёмся?»

— Конечно, нет, — сказал Харрис. — Ты незваный гость. И ты та, в которой мы должны быть уверены.

Пол Нортон, сидевший за своим разваливающимся столом, откинувшийся в своём кресле и попивший бутылку индийского пейль-эля, до сих пор отмалчивался. Тем не менее, сейчас он сказал: «Ты можешь остаться здесь со мной на некоторое время, мисс».

Она посмотрела на него, с неопределённым выражением лица, глаза были холодными, и сказала: «Я тебя даже не знаю».

Нортон покрылся краской, его лицо покраснело полностью, за исключением белых царапин на щеках, и он сказал: «Ну, я уверен, что это было в каком-то роде предложение, если ты это имела в виду. У меня здесь есть хорошая квартира с двумя спальнями, а также в комнате для гостей есть своя частная ванная, весьма уютная. Тебе не нужно будет видеть меня днями напролёт, если тебе этого не хочется».

Такер сказал: «Я думал, что ты никогда не захочешь ничего знать о моём бизнесе или людях, с которыми я имею дело».

— Я и не буду, — сказал Нортон, поднимая обе руки, его большие плоские ладони, и опуская их. — Я не буду слушать её, даже если она попытается рассказать мне, и я выгоню её вон при первой же попытке, когда у неё начнётся говорливое настроение. Я просто пытаюсь помочь ей, только и всего, и это всё.

Она уставилась пронзительным взглядом на пилота, явно на грани того, чтобы его отвергнуть, затем, показалось, что появился проблеск застенчивости от его вида сильного мужчины, она поняла, что у него ничего нет на уме, кроме желания ей помочь. Она сказала: «Ну, я полагаю, что это было бы неплохо. Мне нужно лечь на дно на некоторое время и подумать».

— Но это ещё не ответ на мой вопрос, — сказал Харрис нетерпеливо. — Что ты будешь делать, когда останешься здесь?

Женщина повернулась, её лицо натянулось, злость достигла предела.

Перед тем, как она смогла что-то ответить, Нортон сказал: «Ну, мистер Харрис, вас ждёт долгая дорога, не так ли? У неё будет время обдумать это. Вы не услышите ответ прямо сейчас».