Кровавый сентябрь

– С девяносто третьего, когда у нас ещё только всё начиналось. Генерал как раз объявил суверенитет Ичкерии и начал формировать армию. Я уже тогда входил в состав группы Хасана.

– А я в это время в аккурат по первой ходке шёл. Молодой был ещё, зелёный, совсем пацан.

– Много жмуриков на тебе?

– А это, Махмуд, не твоё дело, понял? Хватает.

– Зачем старика-то завалил?

– Рожа мне его не понравилась. Зыркалами своими сверлит, как рентгеном. Ненавижу.

– Как у вас, у русских, всё просто. Взял – и замочил.

– А у вас не так, что ли?

– Джигит просто так не убивает. Только за дело.

Неизвестный, по всей видимости русский, захохотал.

– Ты мне баки-то не заколачивай, чечен. Знавал я ваших отморозков, ещё там, на киче: сначала палят, а потом фамилию спрашивают.

– У Хасана-то что делаешь? Не твоя это война.

– А мне по херу эта ваша война. Просто мне здесь спокойней. В розыске я, понял? Моя рожа на каждом фонарном столбе висит. А коли надоест – уйду, ищи тогда ветра в поле.

– Хасан так просто не отпустит.

– А это мы ещё поглядим. Я птица вольная, где хочу, там и летаю.

В этот момент метрах в пяти от нас плеснула крупная рыба. Рябь пошла по воде, лодку слегка качнуло. Весло, лежавшее на борту, с плеском соскользнуло в воду. У меня замерло сердце. Ну всё, каюк!

– Эй, там кто-то есть! Слышал плеск, Махмуд?

– Да рыба это играет.

– Рыба, говоришь? А вот я сейчас проверю.

– И охота тебе мокнуть, Сиплый? Ноги только переломаешь. Берег-то вон какой высокий.

– Задницей чую, там кто-то есть. Дай-ка, что ли, я туда гранату швырну.

– Оставь, шуму только наделаешь. Нет там никого, клянусь Аллахом.

– Без сопливых разберёмся. Отвали лучше в сторону, а то осколком зацепит.

Я видел, как побледнело лицо Веры. Наверное, моё было не лучше. Я напрягся, ожидая падения гранаты. Если это случится, я успею схватить Ваську и прикрыть его от осколков. А там… Бог даст, хоть его удастся спасти.

Откуда-то издалека донёсся властный окрик.

– Слышь, Сиплый, это по нашу душу, – услышал я голос чеченца у себя над головой. – Командир зовёт. Всё, уходим! Уходим, я сказал!

– А ты на меня не дави, чеченская морда, я сам себе хозяин… Ладно, идём. Эх, надо было всё-таки гранату туда швырнуть!

Снова захрустел сухой валежник под ногами бандитов. Они удалялись. Я с трудом верил в то, что нам удалось избежать верной, казалось бы, смерти.

Вера зашевелилась. Я предостерегающе покачал головой: сиди смирно, мол, они ещё близко. Если вернутся, то гранаты нам точно не миновать. Дважды выигрышный билет не выпадает.

Я выждал пятнадцать минут. Больше тянуть было нельзя. Во-первых, я закоченел, как цуцик – не хватало только от гипотермии свалиться! Во-вторых, нужно было срочно уходить из этого опасного места: бандиты, обнаружив, что нас нет на реке, в любой момент могли вернуться.

Кое-как мы выбрались из воды на берег. Я в бессилии рухнул на траву. Устал так, будто отмахал кросс в двадцать километров. Вера и Васька молча опустились рядом. Но уже через пять минут я был на ногах.

– Ничего, мои родные, прорвёмся. Осталось немного, потерпите.

– Куда же нам теперь? – в растерянности спросила Вера.

– Обратно, в деревню. По этой дороге они точно не пойдут. А оттуда свернём к шоссе.

– А потом?

– Поймаем попутку и доберёмся до города. Так что не раскисайте, дорогие мои. Всё у нас будет путём… Эй, Васёк, ты чего скуксился? Неужто устал?

– Н… нет, я ничего, – чуть слышно ответил сын. Как он ни бодрился, усталость брала своё.

– Лезь на загривок, – распорядился я. – Отдохнёшь малость.

– Не надо, пап, я сам, – заартачился Васька. – Я смогу.

Я улыбнулся. Настоящий мужик растёт!

– Знаю, что сможешь. Просто тебе нужен небольшой отдых. А потом снова на своих двоих потопаешь. Давай, залезай! Времени, сам понимаешь, в обрез.

Он нехотя согласился. Взгромоздив сына на плечи, мы снова тронулись в путь, только теперь в обратном направлении. Река оставалась по левую руку, я всё время держал её в поле зрения, опасаясь сбиться с пути. До деревни оставалось совсем ничего, когда мы учуяли запах гари.

– Что-то горит, – сказал я, вертя носом в поисках источника дыма. – Это в деревне. Поторопимся!

Когда мы вошли в деревню, крайняя изба – та самая, в которой нас принимал добрый чудной старик, – вовсю полыхала. Огонь уже вылизал всю мало-мальски горючую утварь и теперь пожирал толстые брёвна столетнего сруба.

Мы нигде не нашли Прохора Степановича, ни живого, ни мёртвого. Они всё-таки убили его, а тело оставили гореть в пламени гигантского костра. Другого варианта я не видел.

– Пора, – тихо сказал я, обняв за плечи жену и сына. Вера всхлипнула.

Наш путь лежал в сторону шоссе.

14.

До трассы мы добрались без происшествий. Я в конец вымотался, таская Ваську на своих закорках. Никогда не думал, что он такой тяжёлый. Чувствуется мужская закваска.