Кровавый след

Чем она занимается? Пытается распутать дело, имея на вооружении только увеличительное стекло и вампира, без ресурсов полиции. Не то чтобы эти ресурсы до сих пор сильно помогали. Баллистики позвонили незадолго до отъезда Вики и сказали, что пуля, скорее всего, была стандартной, калибра 7,62 мм натовского образца. Это сузило круг возможных подозреваемых до всей Организации Североатлантического договора, а также почти всех, у кого имелось охотничье ружье.

Вики не предвкушала приезд на ферму Хиркенсов. Она впервые будет действовать в одиночку. Что, если она себя переоценила?

– В бардачке есть карта. – Генри вывел BMW с шоссе номер 2. – Не могла бы ты ее вытащить?

Вики на ощупь нашла карту и подала своему спутнику, но он ее вернул.

– Несмотря на свои разносторонние дарования, я предпочитаю не смотреть на карту, когда еду по незнакомой дороге. Тебе придется разобраться с ней самой.

Крепко сжав сложенную бумагу, Вики подтолкнула карту к нему.

– Я не знаю, где мы сейчас едем.

– Мы на Аэропорт-роуд возле поворота на Оксфорд-стрит. Скажи, сколько еще нужно проехать по Оксфорд, прежде чем свернуть на Кларк-Сайд-роуд.

Свет фонарей едва пробивался сквозь лобовое стекло. Если бы Вики как следует напряглась, она смогла бы разглядеть на карте какие-то контуры, но, конечно, не смогла бы найти на ней двух маленьких надписей.

– Под солнцезащитным козырьком есть подсветка, – сказал Генри.

Какой толк от этой подсветки?

– Я не могу ничего разглядеть.

– Ты даже не посмотрела…

– Я не сказала, что не буду, я сказала, что не могу.

С того момента, как Вики согласилась покинуть безопасную, хорошо известную ей часть Торонто, она знала, что придется рассказать правду о своих глазах. Как она ухитрилась загнать себя в такой угол?

От напряжения у нее заныли плечи и свело живот. Медицинское объяснение, как и любое другое, для нее всегда звучало как оправдание, как будто она просила о помощи или понимании. И Генри, как и все остальные, начнет относиться к ней по-другому, как только к ней приклеится ярлык «инвалид».

– Я почти ничего не вижу в темноте, у меня слабое периферийное зрение, и, если верить чертову врачу, при каждом посещении моя близорукость усиливается.

Тон Вики говорил: «Только попробуй поднять из-за этого шум!»

Но Генри просто спросил:

– А что случилось?

– Это дегенеративное заболевание глаз, пигментный ретинит…

– ПР, – перебил он. Так вот в чем ее секрет. – Мне известно это заболевание.

Он скрывал свои чувства, его голос звучал сухо и деловито.

– Похоже, оно пока не очень прогрессирует.

«Отлично, только еще одного эксперта не хватало, как будто мне мало Селуччи!»

– Ты не слушал, – прорычала она, скрутив карту в нечитаемый жгут. – Я слепну, поэтому мне пришлось уйти из полиции. После наступления темноты от меня никакой пользы. Если мне придется расследовать это дело по ночам, можешь прямо сейчас развернуть машину.

Хоть Вики и пыталась прикрыться гневом, в глубине души она боялась, что Генри именно так и поступит. А еще боялась, что Фицрой погладит ее по голове и скажет, что все будет хорошо (а хорошо уже никогда не будет), и тогда она попытается разодрать ему лицо, и они оба разобьются.

Генри пожал плечами. У него не было намерения подыгрывать тому, что он воспринял как жалость к себе.

– Под прямыми солнечными лучами я превращаюсь в тлеющую кучу углеродных соединений. Похоже, ты находишься в лучшем положении.

– Ты не понимаешь…

– Я не видел солнца четыреста пятьдесят лет. Думаю, я понимаю.

Вики поправила очки и отвернулась, чтобы посмотреть в окно на то, чего не видела. Не имея возможности выплеснуть гнев, она не знала, что теперь делать.

– Хорошо, значит, понимаешь, – спустя некоторое время сказала она. – Что ж, могло бы быть и хуже. Я все еще могу работать. Я не ослепла. Я не оглохла. Я не сошла с ума. И все равно дело – дрянь.

– Согласен.

Генри уловил разочарование своей спутницы и задался вопросом, осознает ли она сама, что ожидает искреннего сочувствия от людей, которым рассказывает о своих невзгодах. Не получая сочувствия, она чувствует себя сильной, и это компенсирует то, что она считает своей слабостью. Генри подумал, что болезнь была первым случаем в жизни Вики, когда она не могла все исправить исключительно силой воли.

– Ты когда-нибудь думала о том, чтобы взять напарника? Того, кто будет работать ночью?

Вики фыркнула, ее гнев уступил место веселью.

– Ты имеешь в виду – помогать мне на постоянной основе? Ты пишешь любовные романы, Генри. У тебя нет опыта в подобных делах.

Он сел прямее. Он же вампир. Король ночи. Любовные романы – просто его способ зарабатывать на жизнь.

– Я бы не сказал…

– Кроме того, – перебила Вики, – я и одна-то с трудом зарабатываю на жизнь. Ты же знаешь, какая в Торонто дороговизна.

– Если бы ты могла работать по ночам, тебе поручали бы больше дел.

С этим не поспоришь, что верно, то верно. Голос Генри стал глубже, и Вики почувствовала, как волосы у нее на затылке встали дыбом.

– Просто подумай об этом…

«Не используй на мне свои вампирские уловки, сукин ты сын».

Но не успела она додумать эту мысль, как уже ответила:

– Хорошо.