Кровавый след бога майя

Индейцы, крайне возбужденные, не стали хоронить умершего собрата, что, впрочем, было бессмысленно, его тотчас бы откопали и съели хищники, а отнесли тело к храму в качестве жертвы.

Глубокой ночью они закончили свои обряды, и лагерь забылся тревожным сном.

Николай лежал, прислушиваясь к ночным шорохам и сонному дыханию джунглей. Казалось, что время застыло. Он едва дождался предрассветного часа, чтобы одеться и выйти из палатки. В тот же миг из редеющей тьмы беззвучно возникла темная фигура Кааша. Николай вручил ему свой рюкзак и жестами велел ждать на опушке леса, а сам двинулся к палатке Митчелл-Хеджеса. Он был уверен, что тот крепко спит, потому что сам насыпал ему в вечерний чай двойную дозу снотворного. Англичанин был так возбужден, что не обратил внимания на странный вкус.

Оставалось забрать Ах Пуча. Накануне, видя беспокойство индейцев, Митчелл-Хеджес спрятал все ценности в сундук и надежно его запер. Потом они с Джонатаном пытались усмирить взбунтовавшихся рабочих, а Николай воспользовался всеобщей суетой, пробрался в палатку и стянул ключ из тайника. Забрать статуэтку сразу он не решился. Пропажа ключа — одно, а исчезновение Ах Пуча — совсем другое. Теперь оставалось открыть железный ящик и забрать находку.

Николай бесшумно вошел в палатку. Начальник экспедиции спал, раскинувшись на походной кровати. Лицо его нервно подергивалось во сне — видимо, Митчелл-Хеджеса тоже мучили кошмары. Николай опустился на колени, на ощупь вставил ключ в замок и достал завернутого в шелковый платок Ах Пуча. Теперь он ничего не боялся. Даже если кто-нибудь поднимет тревогу, они с Каашем успеют уйти. Митчелл-Хеджесу вряд ли удастся быстро снарядить погоню — если индейцы вообще захотят их преследовать. Без провожатых англичане, понятно, не станут лезть в джунгли. Оставалась еще опасность, что индейцы сами захотят их догнать, чтобы вернуть божка, но на этот случай у Николая имелся револьвер с тремя обоймами.

Вдвоем с Каашем они нырнули в непроглядную тьму джунглей.

Через полчаса взошло солнце. Теперь они могли продвигаться увереннее. Густые кроны, смыкающиеся далеко в вышине, почти не пропускали дневной свет. Глаза Николая с трудом привыкали к сумраку сельвы. Видно было не дальше чем на расстоянии десяти шагов. Что и как здесь мог разглядеть Кааш, оставалось загадкой.

Они взяли хороший темп и сейчас уверенно продвигались между гигантских стволов. Николай, ободренный отсутствием погони, повеселел.

Теперь он мог различить змеиные хвосты лиан, мхи и орхидеи, облепившие могучие стволы, и тропических исполинов, стоявших на корнях, как на пальцах. Были и совсем другие деревья — гладкие, лишенные сучьев, они опирались на корни, как на контрфорсы, и напоминали колонны готического собора. Яркими всполохами мелькали бабочки. Иногда высоко над головами раздавался гомон и сучья летели на землю — это стая обезьян перемещалась в поисках добычи. Стремительно, как выпущенный из пращи камень, проносилась гарпия, и тогда крики обезьян напоминали жалобу и долго не умолкали.

Птицы оглашали лес своими голосами, повсюду среди деревьев мелькали их яркие хвосты. Несколько раз перед глазами Николая пролетели большие пестрые ара. Черно-желтые туканы показывались из чащи и снова скрывались. Маршировали муравьи-листорезы, жуки с гудением сновали между деревьями. Квакали лягушки, временами кто-то шуршал среди листьев, легкий и невидимый.

Довольно быстро Николаю стало не до красот джунглей. Рубашка и брюки, заправленные в сапоги, напитались влагой и липли к телу, летающие твари норовили укусить — и это несмотря на то, что открытые участки тела он основательно протер уксусом.

Они были в пути уже шесть часов. Спину ломило, ноги гудели. Трехмесячное сидение на раскопе и отсутствие серьезных нагрузок сыграли с ним злую шутку. Рюкзак оттягивал плечи. Золотой божок оказался ношей отнюдь не легкой, а ведь приходилось тащить еще воду и продовольствие. Николай уже добрый час просил о привале, но индеец только пугливо оглядывался и тряс головой.

Еще час они пробирались через лохмотья папоротников. Яркие орхидеи давно перестали его занимать — зловоние этих цветов, любимых летучими мышами, теперь только раздражало. Свисающие корни и листья, которые били по лицу, цепляющиеся за ноги побеги — все как будто ополчилось против незваных гостей. Ноги заплетались, одежда промокла насквозь, в глазах стоял туман. Когда Николай уже готов был упасть на землю, его проводник решился, наконец, сделать привал.

Кааш натаскал ворох больших блестящих листьев, усадил его и дал напиться. Это помогло. Николай попытался объяснить, что в таком темпе двигаться не может, но провожатый настаивал, что надо идти быстро. Во всяком случае, он понял его именно так. Языком майя он не владел, изъясняться приходилось главным образом жестами.