— Итак, что мы имеем? — Майор Корсаков облокотился о стол. — Убит известный композитор, лауреат премий, Герой Соцтруда, народный артист РСФСР, председатель конкурса имени Соловьева-Седого, профессор консерватории и так далее. Дело будет громким, прогремим, так сказать, на всю страну. — Корсаков многозначительно пошевелил бровями. — Сегодня суббота, но мне уже звонили с самого верха и обещали внимательно следить за тем, как будет продвигаться следствие. Если не оправдаем — мало нам всем не покажется. Плюс товарищи с Литейного проявляют к нашей работе живой интерес. Я так понимаю, покойный с органами госбезопасности тесно сотрудничал.
— Вот ведь зараза, угораздило его помереть именно в наше дежурство, — с досадой поморщился Дима Смородин.
— Да, Дмитрий, не повезло. Но, скорее всего, дело и так бы на нас повесили, ты же полковника Лукьяненко знаешь. Убит композитор ударом тупого предмета, предположительно камня, в висок. Камень пока не найден. Убийство произошло между часом тридцатью и двумя тридцатью. По свидетельству гражданина Симановского Я. С., около половины второго они расстались, и Барановский направился к себе. В половине третьего его нашла теща, Лаптева Галина Ивановна. У жены и тещи были основания опасаться, что Барановский направился ночевать к бывшей жене Наталье, также находящейся здесь на отдыхе. Теща нашла тело и подняла крик. Сбежались жильцы ближайших домов, разбудили старшего администратора. Тот вызвал милицию и проинформировал начальство. К нашему прибытию в шесть утра не спал уже весь Дом творчества. Никаких подозрительных лиц теща Барановского не заметила. А теперь рассказывайте, что удалось выяснить по обстоятельствам дела.
Они все еще заседали в кабинете директора. За окном сгущались теплые летние сумерки. Сквозь сосны в лучах низкого вечернего солнца сверкал золотисто-оранжевыми искрами залив. Пахло водой, соснами, папоротником, свежескошенной травой. Хотелось пройтись босиком по волнистому влажному песку, окунуться в желтовато-стальную воду, добраться до глубины, нырнуть и плыть, пока не устанешь, а потом лечь на спину и покачаться на мелких волнах. Майор вздохнул.
— Ладно, сейчас совещание закончим и купаться. Так что со свидетелями, что говорят? Сторож видел, как убитый с Симановским вернулись из «Репинской»? — Он перевел взгляд на старшего лейтенанта Дубова.
— Никак нет, сторож спал. Они прошли вдоль забора до выломанного в кустах штакетника и так проникли на территорию. Я это место осмотрел — случайно его не найдешь, с дороги не видно. Но в Доме творчества о нем все знают. Администрация тоже в курсе. Специально не чинят, чтобы загулявшие отдыхающие могли пробраться на территорию.
— Интересная подробность. Дальше.
— Дальше. На крик Галины Лаптевой первым примчался композитор Хохлов, сорок пять лет, член союза и так далее, проживающий в восемнадцатом домике. С покойным знаком был, как и все здешние обитатели, но близких отношений не поддерживал. Возле тела никого, кроме Лаптевой, не увидел, правда, говорит, по сторонам не смотрел. Подумал, что Барановскому плохо. Подбежал к телу, наклонился и только тогда увидел, что пробита голова. Примчался дворник — думал, кого-то ограбили или насилуют. Дворник был с ломом, говорит, у него в предбаннике зимой и летом стоит. Проверял: так и есть, весь инвентарь стоит за дверью. Далее подоспели Рыглов Т. Н., Кейко З. Ф. и Понуров П. П., живут в домах двенадцатом, девятнадцатом и семнадцатом соответственно. Потом еще человек семь подтянулись, вот список. Никто ничего подозрительного вокруг не заметил, потому как каждый был поглощен своей идеей. Вокруг аллеи ни следов борьбы, ни окурков обнаружить не удалось. На самой аллее — и говорить не о чем. До нашего прибытия там полк зевак прошел.
— Дмитрий. — Майор кивнул Смородину.
— Значит, так. Барановского знали все: от директора до уборщицы, от детишек до старушек. Он здесь знаменитость. Во-первых, популярный в народе, во-вторых, любимец властей, в-третьих, богат, в-четвертых, из-за границ не вылезает, в-пятых, бабы за ним табуном. На шею вешаются, отбоя нет.
— У него же жена молодая? — с интересом вскинул глаза Толик Дубов.
— Хе, брат, при таком счастье, как у этого Барановского, жен можно было каждый месяц менять.
— Значит, завистников было много, — задумчиво протянул майор.
— А то. Я тут со старушками поболтал, столько фактов нарыл — можно «Войну и мир» писать. Значит, так. Барановский был мужик веселый, нежадный, любил погулять, выпить, посидеть в ресторане. Естественно, при такой жизни баб у него было пруд пруди. И аспирантки, и студентки, и поклонницы таланта, и музыкантши. Всех поил, кормил, на машине катал, шмотки фирменные дарил. Какой-то своей аспирантке, с которой у него интрижка была, так, ничего особенного, джинсы американские презентовал. Секретарше деканата путевку в Ялту пробил, хотя туда маститые композиторы в очереди стоят.
— С чего ты взял, что у них роман был? Может, он просто так, по доброте душевной помог.