Кровавый след бога майя

— В таком случае прошу вас ознакомиться с протоколом допроса и, если все верно, оставить подпись. И еще вот здесь, на подписке о невыезде. — Майор с удовольствием наблюдал за выражением лица Бурко. — Вплоть до окончания следствия вам запрещено покидать город.

Наглый парень, избалованный. Вон как его родители упаковали. Джинсы американские, рубашечка модная, морда сытая. Надо бы поинтересоваться, что за семейка. А то навалятся через начальство с претензиями, что сыночка обижаю, так надо быть готовым, факты собрать.

Корсаков не просто так не любил мажоров. Был в его практике случай, когда такой же вот золотой мальчик, сынок влиятельных родителей, покалечил девочку. Родители напрягли связи, из каких только кабинетов майору не звонили! Ничего, не отвертелся поганец, доказательства собрали, до суда довели, сидит теперь, как и все, маме жалостливые письма пишет. А начальство, которое на майора давило, упрекало в непонятливости, потом само же прощения просило, пусть и нехотя. Мерзко все это вспоминать даже. Когда то дело до конца довел, даже из органов уходить собирался. Остыл, конечно, передумал. Не стоит этот гаденыш того, чтобы из-за него любимую работу бросать.

Майор потер лицо, отгоняя дурные воспоминания, и вернулся к делу Барановского. Что ж, признаем, что Павел Бурко вполне мог убить. Из страха, из зависти, из мести — все самое неприглядное могло стать мотивом. Сил и сноровки ему бы хватило, совесть тоже бы не особо мучила. Да, мотивы имеются, возможность тоже, а вот алиби нет. Хотя и прямых доказательств вины тоже пока нет.

Хорошо бы раскрутить на откровенность Ларису Барановскую. Если она признается, что у нее с Бурко была связь, мальчику не отвертеться. Только Лариса хитрая лиса, так просто откровенничать не станет. Но попытаться надо.

Дима сидел в засаде у ворот Дома творчества под старым, порядком выцветшим плакатом, на котором загорелые юноши и девушки в купальных костюмах держали в вытянутых руках большой белый мяч. Красными буквами на мяче было написано: «Солнце, воздух и вода». Внизу имелось логическое завершение: «Множат силы для труда».

День выдался солнечный, безветренный, и большая часть отдыхающих, прихватив подстилки и полотенца, направилась после завтрака на пляж. Разыскивать их в воде смысла не было. Оставалось ждать.

Солдат спит, служба идет, успокаивал он себя, принимаясь за третью порцию мороженого. «Ленинградский батончик» с орешками в шоколадной глазури, двадцать восемь копеек. В городе его почему-то не найти, а в местном магазинчике возле пляжа — пожалуйста.

Дима с блаженным сопением объедал шоколадную глазурь, когда над ухом раздался резкий рык.

— Лейтенант Смородин, а ну встать! — Дима с перепугу подскочил, выронил мороженое и вытянулся по струнке.

За спиной оскалился довольный Толик Дубов.

— Скотина, ты хоть понимаешь, что натворил! — Дима с сожалением смотрел, как батончик превращается в бело-шоколадную лужицу. — Да если я сейчас в магазин приду, а там батончики закончились, я тебе уши оторву! И вообще, гони двадцать восемь копеек.

— Обойдешься. Хватит в тенечке отсиживаться. Я уже всю территорию обегал в поисках свидетелей, а он тут устроился, мороженое лопает.

— Так нет никого, — развел руками Дима.

— Ошибаешься. Между прочим, еще имеется обслуживающий персонал, и у них сейчас рабочий день: лестницы в домиках моют, в бильярдной порядок наводят, официантки после завтрака к обеду накрывают. Сходил бы, побеседовал с ними, наверняка кто-то что-то видел. Давай, не сиди сиднем.

— А ты?

— У меня, брат, встреча с гражданином Симановским. Он почти до утра покойного друга поминал, сейчас его жена в чувство приводит. Давай не отлынивай, майор с обоих спросит, я тебя прикрывать не собираюсь.

Комната, которую занимали Симановские, была небольшой, светлой. На окне старая занавеска, мебель неуютная казенная.

— Проходите, товарищ милиционер, присаживайтесь, — засуетилась Тамара Михайловна. — Яша, вставай, товарищ милиционер пришел.

Ее супруг, по обыкновению бледный и всклокоченный, с мученическим видом поднялся.

— Яша, расскажи товарищу милиционеру все, что говорил мне вчера.

Сегодня утром, увидев в окно Толика Дубова, который беседовал на аллее с Геленой Карловной, Тамара Симановская торопливо поправила завитушки и поспешила его перехватить.

— Товарищ милиционер? — Она заговорщицки поманила Толика пальцем. — Где ваш начальник?

— Майор Корсаков? Он в городе. — Толик уже видел прежде эту даму, хотя лично с ней не общался.

— Ах, как жаль, — огорчилась она. — А он не собирается приехать?

— Нет, он занят расследованием в Ленинграде. Но вы можете все рассказать мне. Старший лейтенант Дубов, Анатолий Максимович. — Он даже чуть прищелкнул каблуками.

— Видите ли, Анатолий Максимович, мой муж кое-что вспомнил после вчерашней беседы с товарищем майором и очень хочет помочь следствию. Вы не могли бы зайти к нам, скажем, через час? Мы живем на втором этаже, комната номер семь.

— Обязательно буду.

И вот он сидит в комнате Симановских и с нетерпением ждет откровений Якова Семеновича.

— Яша, — поторопила мужа Тамара Михайловна.