Кровавый след на песке

Я раньше не бывал в кабинете Лероя Фроста. Он имел впечатляющие размеры, примерно такие же, как у директоров непроизводственной сферы, работающих по долгосрочному контракту. Мебель была тяжелая и разнородная, возможно, заимствованная из других комнат в разнос время — кожаные кресла, английская скамеечка с верблюжьей спинкой, огромный письменный стол красного дерева, который вполне бы подошел для игры в пинг-понг.

Фрост сидел за письменным столом, держа возле уха телефонную трубку.

— Сейчас же, — произнес он. — Я хочу, чтобы вы связались с ней сейчас же.

Он положил трубку на рычаг и посмотрел вверх, но не на меня. Мне надо было дать почувствовать, насколько он — важная персона. Фрост откинулся назад в своем вращающемся кресле, расстегнул, затем снова застегнул жилет. На стене, за его спиной, крест-накрест висели старинные кавалерийские сабли и фотографии нескольких политических деятелей с их автографами.

Несмотря на всю эту обстановку и на табличку с другой стороны входной двери, Фрост не создавал впечатления, что он находится в безопасности. Начальственная важность, которую придавали его лицу густые каштановые брови, была ненастоящей. Из-под бровей смотрели угрюмые пожелтевшие глаза. Он похудел, и кожа под глазами и под подбородком обвисла и скукошилась, как наполовину сброшенная кожа змеи. Его молодежная стрижка только подчеркивала тот факт, что он был нездоров и преждевременно постарел.

— Хорошо, Лэшман, — сказал он охраннику. — Вы можете подождать снаружи. Лью Арчер и я, мы с ним друзья-приятели с давних пор.

В его голосе звучала ирония, но он имел также в виду, что мы вместе с ним однажды обедали «У Муссо» и я допустил ошибку, позволив ему оплатить счет, потому что у него были Тогда представительские деньги, а у меня таковых не было. Он не предложил мне сесть. Но я присел и без его приглашения на ручку одного из кресел.

— Фрост, мне это не нравится.

— Вам это не нравится? Что, вы думаете, чувствую я по этому поводу? Я думал, что мы — друзья-приятели, что у нас полное взаимопонимание: живи сам и дай жить другому. Бог мой, Лью, люди должны доверять друг другу, иначе рассыплется вся ткань.

— Вы имеете в виду грязное белье, которое стираете на людях?

— О чем это вы говорите? Лью, я хочу, чтобы вы отнеслись ко мне серьезно. Меня как профессионала оскорбляет, когда вы этого не делаете. Дело не в том, что я лично что-то значу. Я просто еще один рядовой человек, который старается устроиться в жизни. Небольшая спица в колеснице. — От умиления он опустил глаза. — В очень большой колеснице. Вы знаете, каковы наши капиталовложения в предприятие и контракты, в еще не вышедшие фильмы и во все остальное?

Он прервал свои излияния. В окно с правой стороны мне были видны похожие на ангары павильоны для съемок звуковых фильмов: фасады каменных зданий, городок среднего Запада, тропическая деревушка из района южных морей и типичная улица в поселке на западе страны для вестернов, где дюжины киношных героев совершали свои предсмертные прогулки. Казалось, что студия закрылась, павильоны опустели и надуманную жизнь покинули люди, которые ее придумали.

— Почти пятнадцать миллионов, — произнес Фрост тоном священника, открывающего тайну. — Огромные капиталовложения. И вы знаете, от чего зависит их надежность?

— От спорта на открытом воздухе.

— Не от спортивных упражнений, — мягко возразил он. — Вопрос нешуточный. Пятнадцать миллионов долларов — не шутка. Я вам скажу, от чего зависит надежность. Вы это знаете, но я все равно скажу. — Его пальцы изобразили готическую арку в нескольких дюймах от носа. — Первое — романтический ореол, и второе — добрая воля. Эти две вещи взаимозависимы и взаимосвязаны. Некоторые люди думают, что народ после войны проглотит все, любую вонючую стряпню. Но я знаю, что это не так. Я изучил эту проблему: зрители сколько-то проглотят, но затем мы их потеряем. Особенно в эти дни, когда кинопромышленность подвергается критике со всех сторон. Мы должны держать романтический ореол высоко в глазах общественности. Мы не должны отступать от своего стратегического отношения к доброй воле. От ее психологического благополучия, Лью. И я нахожусь на первой линии обороны.

— Поэтому вы посылаете своих наемников понукать граждан.

— Что вы хотите от меня, свидетельских показаний? Вы не просто один из обычных граждан, Лью. Вы очень быстрый оперативник, но совершаете много ошибок. Вы сломя голову врываетесь в дом Лэнса Леонарда, нарушаете его личную жизнь и повсюду распускаете свои руки. Я только что разговаривал с Лэнсом. Вы поступили совсем неумно, это было неэтично, и об этом не забудут.

— Да, это было неумно, — согласился я.

— Но это цветочки по сравнению со всем остальным. Боже милостивый, Лью, я думал, что вы умеете разбираться в обстановке. Когда же дело подходит к развязке, вы пытаетесь силой ворваться в дом одной дамы, не будем называть ее фамилию... Он широко развел руки и опустил их, не в силах охватить весь объем моего позора.

— Что происходит в том доме? — спросил я.

Он прикусил губу, наблюдая за мной.