Кровавый снег декабря

— Да нет, пусть остаётся. Ему это не поможет, а нам не повредит. Заводите.

Два офицера завели в кабинет юношу, на вид шестнадцати-семнадцати лет. По контрасту с цветущим Кохановским он был мрачноват. Шинель и кивер отсутствовали. Мундир финляндского полка слегка порван. И, в довершение ко всему, под глазом багровел приличный синяк.

— И кто же его так? — полюбопытствовал император. — Уж не ваши ли, Владимир Иванович, кавалергарды?

— Ротмистр, что вы сделали с пленным? — деланно строго спросил Пестель-кавалергард.

На физиономии ротмистра не было ни следа раскаяния:

— Господин полковник, сей прапорщик, понимаете ли, не хотел в плен сдаваться. Кричал, что он полномочный посланник правительства, а нас отправит под суд за государственную измену. А вообще, пусть радуется, дурак. Наши нижние чины уже хотели его повесить. Даже осину подходящую выбрали. Еле отбил.

— Говорите, прапорщик, — приказал Михаил Павлович. — Кто вас послал и с чем?

Прапорщик напоминал молодого драчливого петуха — побитого, но гордого. С апломбом заявил:

— Я — посланник Временного правительства к генерал-губернатору Москвы Голицыну. И ни с кем, кроме генерала, разговаривать не намерен.

— Кажется, мало его кавалергарды побили, — с любопытством проговорил император.

— Разрешите, — с готовностью подскочил ротмистр, — сейчас исправим!

— Да ну, полноте, ротмистр, — остановил подчинённого Владимир Иванович, — бить детей? Неприлично. Хотя выпороть мальчишку можно…

Прапорщик, уже решивший умереть за правое дело и готовившийся к пыткам от рук палачей и тиранов, заслышав про порку, изрядно скис. Это заметил и император. Смеясь в душе, он обратился к Голицыну:

— Ладно вам, господа. Дмитрий Владимирович, поговорите с юношей.

Князь Голицын, покряхтывая по-стариковски (да он в свои пятьдесят четыре года и был тут самым старшим!), подошёл к посланнику:

— Говорите, милейший. Я генерал Голицын, губернатор московский.

— У меня к вам Манифест от Временного правительства и устный приказ.

— Приказ, — озадаченно покрутил головой князь. — А кто это мне приказывает?

— Вам приказывает Временное правительство в составе председательствующего князя Трубецкого, а также непременных членов: Мордвинова, Сперанского, Батенькова и Ермолова.

— Алексей Петрович — член правительства? — не сдержал удивления Голицын.

— Ещё нет, — не стал лгать прапорщик. — Но к нему собираются отправить депутацию.

— А где Манифест?

Прапорщик полез за пазуху, откуда вытащил довольно-таки неопрятную бумагу. Почтительно поклонившись, он протянул её губернатору. Дмитрий Владимирович брезгливо, двумя пальцами, взял лист и передал поручику Бокову:

— Костенька, прочти вслух. Пусть все послушают.

Строки Манифеста заслушивались очень внимательно, но со сдержанными комментариями присутствующих: «Так, всеобщее равенство перед законом — неплохо». «Рабство уничтожено. Это что за рабство?». Но самое бурное обсуждение вызвала фраза о том, что «До тех пор, пока не создана верховно-исполнительная власть, обязанности Думы исправляет Временное правительство. Временное правительство существует до тех пор, пока народ не выберет державную Думу».

— Вот вам, бабушка, и Юрьев день, — протянул губернатор. — Это что же такое получается? Это же натуральная деспотия.

Внезапно подал голос Пестель-арестант, о котором все уже подзабыли:

— Диктатура, генерал, это когда один человек узурпирует власть. Как, например, было с предком присутствующего здесь Михаила Павловича. В данном же случае правление временное и коллегиальное.

— Моего предка, полковник, — сдержанно сказал император, — избирал Собор, на котором присутствовали представители всей Руси — от крестьянина и до боярина. А здесь — кучка самозванцев, которые захватили власть в результате убийства законного государя.

— Эти «самозванцы», как вы изволили выразиться, всего лишь правители, которые вручат судьбу России в руки её граждан, — гордо ответил Пестель.

— Простите, Ваше Величество, — вмешался в завязывающуюся дискуссию Голицын. — Прапорщик сказал, что у него есть ещё и устное сообщение. Или, — презрительно протянул генерал, — «приказ». Любопытственно бы услышать.

— Приказ для губернатора московского, — гордо поднял подбородок юноша. — Всех лиц, родственных гражданам Романовым, немедленно арестовать и под усиленным конвоем препроводить их в столицу, в распоряжение Высшего трибунала. В этом случае вы докажете свою лояльность новому правительству, что и будет свидетельствовать в вашу пользу при рассмотрении кандидатур на должности губернаторов.

— Вот видите, господин генерал-губернатор, — скривил рот в усмешке Михаил. — У Вас есть шанс отличиться перед новой властью.

— Господь с Вами, — искренне испугался Голицын. — Я старый солдат. С кем только ни воевал за Бога, Царя и Отечество. Так неужто я каких-то сопляков да выживших из ума интриганов вроде Сперанского испугаюсь? Уж лучше умереть…

— Отвечать «Правителям» будете?