Кровавый снег декабря

Проведённое по делу расследование установило, что командует партизанскими отрядами бывший штабс-капитан лейб-гвардии егерского полка Клеопин. Расследовать-то здесь особо ничего и не нужно было, потому как солдаты, которых оставляли в живых, очень подробно описали офицера в тёмно-зелёной с золотым шитьём форме гвардейских егерей. Когда же из неудачного «вояжа» за продовольствием вернулся некий поручик Завалихин, то все сомнения отпали. По этому поводу господин председатель правительства Батеньков имел долгую беседу с военным министром Карлом Ивановичем Бистромом. Разговор шёл при закрытых дверях, «тет-а-тет», но адъютанты и канцелярские видели красную физиономию генерала, когда тот выходил от председателя. А сам Гавриил Степанович потребовал, чтобы ему срочно принесли графинчик с водкой. В последнее время он стал прикладываться к нему всё чаще и чаще. На всякий случай адъютанты держали в специальном шкапчике запас — две бутылочки. Обычно его хватало дня на два... Достать хорошую водку в Санкт-Петербурге становилось сложно. Ну, разумеется, не для адъютантов правителя.

Сведения, полученные князем Трубецким, вельми порадовали правительство. Однако было принято решение о «недопустимости существования партизанских банд, причинявших беспокойство коммуникациям» и... вызов законному правительству одним своим существованием.

Ну, скажите на милость, что это за народное правительство, ежели против него будут выступать партизаны? Во-первых, по мысли Сперанского, не следовало считать отряд Клеопина партизанским. Партизаны — это когда они воюют с интервентами. А ежели они сражаются с законной властью, то никем иным, кроме как бандитами, быть не могут! Во-вторых, правительство решило, что на розыски бандитов следует отправить достаточно сильную команду. Желательно — из состава пехотных частей, не участвовавших в восстании.

Из-под Новгорода перебросили оставшийся на месте батальон Белозерского полка во главе с боевым офицером, которому было поручено ликвидировать «вандейцев». Вот только оный батальон куда-то канул...

...Решение по делу было принято: на разгром повстанцев направлялись два пехотных полка — из тех, что пришли из Малороссии. Один из них поступал в командование капитана Бестужева-Рюмина, а второй оставался у полковника Муравьёва-Апостола. Конечно, «полками» их можно было назвать лишь с большой натяжкой, но всё же... Для усиления им придали полуэскадрон ахтырских гусар и повстанческий отряд Еланина. Таким способом решалось две задачи: отправляли войска на подавление «вандейцев» и избавлялись от лишних ртов. Тем паче, что некоторые из командиров и простых офицеров довольно косо смотрели на новшества, вводимые Батеньковым. Снять же с должности командира полка Сергея Муравьёва-Апостола было невозможно без мятежа со стороны «малоросских» полков...

Правда, один «укус» Батеньков сделать сумел. Под благовидным предлогом (командировка в Псков) он сместил с должности заместителя командира повстанцев — младшего из братьев — Ипполита. Общее командование отрядом (до дивизии всё-таки недотягивали) было возложено на генерал-майора Каховского, которого Муравьёв-Апостол недолюбливал.

Построение было классическим. Впереди — ахтырцы, в центре — пехота. В арьергарде шлёпали «повстанцы», которые так и не смогли полюбить хождение в ногу. Еланин уже не пытался учить их такой премудрости, как ни пытался бороться с верными «козацкими» трубками.

...Дорога до Тихвина не нравилась с самого начала. Пока шли, местное население не то что не выходило чествовать воинов хлебом-солью (этого никто и не ожидал!), а вообще предпочитало хватать пожитки и удирать. Отряд проходил через «вымершие» сёла и деревни.

— Как французы идём, — буркнул один из старых солдат Черниговского полка.

— Почему как французы? — удивился ротный офицер-петербуржец, по молодости лет не заставший войны с Наполеоном.

— Когда французы в Москву шли, их так же встречали. Улицы — пустынные, дома — закрытые. А людишки, наверное, в лесах попрятались, — угрюмо объяснил ветеран. — Вы бы, Ваше благородие, сказали, чтобы воду в колодцах не пили. Не ровен час — отравы какой накидали!

«Вот и старайся, неси этим скотам свободу», — с горечью подумал прапорщик, помнивший весёлый азарт революционных речей накануне восстания, революционные песни, холод штыков и мороза и бесшабашную удаль его солдат и радость питерской черни в декабре. Но вмешиваться офицеру не пришлось. Видимо, точно такие же соображения были и у «главнокомандующего», который приказал делать днёвку не в селе, а выйти к речке. Да и не речка вовсе, а так — один из многочисленных ручейков, впадающих в Волхов. Курица вброд перейдёт.