Кровавый снег декабря

— Расскажите, Ваше Благородие, — заинтересовался Сумароков. — Матушка у меня до сих пор картошку не велит заводить — говорит, что с неё умереть можно. А я у соседей едал — вкуснотища!

— Так это смотря что у неё есть. Если ягоды — так точно, можно и помереть. А если корни — то ничего не случится. Наоборот — только знай да наворачивай. В своё время, когда император Пётр Алексеевич картошку садить приказал, народец по дурости ягоды ел. Ну а потом бунтовать стал. А при императоре Павле картошку опять стали завозить. Всем городничим вручили по три мешка и по инструкции: как её сажать и как народ к ней приучать. Вот у нас, например, в Череповце. Сам-то я не помню — мал ещё был, — но рассказывали. Нижние чины из инвалидной команды весной картошку посадили. Потом — огрудили. В августе стали подкапывать и в котелках варить. Народ-то ходит, присматривается. Но сделана была одна хитрость: днём караул на поле стоял, а ночью — спать уходил...

— Народ-то по ночам и начал воровать! — догадался один из солдат. — Ловко!

— Вот-вот. Если бы силком заставляли, опять бы бунты начались. А так у нас уже через два года картошка, почитай, у всех росла.

— Виданное ли дело, — пробормотал один из нижних чинов, — чтобы офицер для солдат кулеш варил да посуду за собой мыл?!

— А где ты офицеров видел? Только в Петербурге, в казармах?

Оба солдата согласно кивнули. Один, которому пришлось перевязать «подраненную» руку, сказал:

— У нас ведь как, в сапёрном, — господа офицеры только на разводах да на вахтпарадах. А в остальное время — только ундеры. Да и отслужили-то мы всего ничего. Двух лет нет.

— А окромя Петербурга, нигде и не были, а кашу вам только кашевары варили, — утвердительно отметил Клеопин. — А вы, господин юнкер?

— Так и я из недорослей в школу подпрапорщиков был отправлен, — конфузливо ответил Сумароков. — А нас там учили инженерному и сапёрному делу.

— Послужили бы вы, братцы, на Кавказе или в других местах, то поняли бы, что офицер офицеру — рознь. А вам, сударь, как будущему прапорщику нужно знать, что уметь нужно всё! Мне приходилось и за лекаря быть, и за кашевара. Но, — наставительно поднял указательный палец штабс-капитан, — всё хорошо в меру. Нельзя, чтобы солдаты на шею садились. Так ведь, братцы?

— Так-так, Ваше Благородие, — радостно отозвались солдаты, наевшиеся офицерской стряпни.

— Ну, а коли так, то чего же ружьё до сих пор не починили? Порох и пули остались? — строго спросил Клеопин.

— Остались, — уныло протянул Сумароков. — А починить не смогли. Кузнец тут местный пробовал, но тоже не смог. Говорит — на губки для кремня нужно резьбу нарезать, а у него инструмента нет. Без ружья-то совсем плохо. Есть, правда, пара пистолетов. Но к ним пуль нужного калибра нет.

— Мать-перемать, — злобно выдохнул штабс-капитан. — Всех вас в пень-колоду и мордой о бакенбарды через дохлую корову... Как же вас до сих пор не прибили, таких бестолковых? Юнкер, тащите пистолеты! А заодно весь порох и свинец. А вы, молодцы... несуягные, подбросьте-ка дровец в печку.

«Молодцы несуягные» бросились во двор как ошпаренные. Юнкер метнулся в угол, откуда вытащил не только пистолеты, но и все боеприпасы. Запас оказался приличным. И в количестве стволов Сумароков ошибся. Их оказалось не два, а целых три. Два — прекрасной аглицкой работы. Из-за малого размера их называли «жилетными». Оружие оказалось в превосходном состоянии. А сделать пули... Это же сущий пустяк!

Николай взял один из оставшихся от ужина сухарей, размочил его и слепил шарик. Подогнал его по размеру пистолетного ствола — «откалибровал» модель. Потом, взяв остатки сухарей, намочил их и выдавил пальцем ямки чуть меньше слепленного шарика. Дальше уже дело техники — развести огонь и расплавить свинец в тигле.

Огонь в печи уже разгорелся. Штабс-капитан поискал, в чём бы расплавить металл. Из подходящей посуды металлическими оказались только медный солдатский котелок да чугунная сковородка. Впрочем, сойдёт и сковородка. Бросил в неё с десяток ружейных пуль и сунул в огонь. Через пару минут свинец начал плавиться. Когда началось бурление, Клеопин ловко подцепил «тигель» сковородником и вытащил его наружу. Как можно быстрее разлил расплавленный металл по намеченным ямкам. Ну, теперь, собственно, и всё.

Когда свинцовые шарики застыли, Николай выколотил их из формочек. Получилось пять вполне приличных пуль.

— Понял, как делать? — спросил штабс-капитан у одного из солдат, который выглядел толковей. — Сможешь продолжить?

— Могу. Как не могу, — ответствовал тот. — Дело-то нехитрое.

— Ну-с, сделай тогда ещё штучек десять. А лучше — пятнадцать.

Озадачив солдата, Клеопин взял в руки третий ствол. Это был австрийский пистолет с полуприкладом, напоминавший небольшое ружьё. Дуло и ложе были основательно покорёжены. Но замок оставался целёхоньким. Стало быть, можно что-нибудь придумать...

— Подайте-ка, дружище, ножик, — распорядился штабс-капитан. Взяв у юнкера хлеборез, Николай стал отвинчивать замок от ложа. С трудом, но получилось. Теперь нужно было снять замок у драгунки.