Кровавый венец. Книга Первая. Проклятие (СИ)

— Все узнаю у того, кого приставят, и это та служка, которую обещались, — думала она и прислушивалась к шуму за стеной.

Голоса были еле слышны, но она уже различала и смех и вскрики то ликования, то слезы. И усмехалась — все, как и положено в девичьем коллективе.

Тут послышалось шуршание, и открылись двери. Вошла женщина со следами былой красоты на лице, но фигура расплылась от полноты. Закутанная в местные одежды, она остановилась, с любопытством оглядывая девушку, а потом улыбнулась и присела на пол. Славка свесила ноги и тоже села на край ложа. Молча разглядывали друг друга: только одна улыбалась, а другая хмурилась. Наконец местная сказала по-русски:

— Здрава будешь, полонянка. Я Марушка из Белогорья. А ты?

— Меня кличут Всеславка, но можно и Славкой. Ты моя прислужница?

— Тако и есть, — кивнула она, — Все, што надо тебе скажу и покажу.

— А меня, што, готовят к хану в любовницы? — спросила она, и сердце сжалось, предполагая худший ответ.

— Нет, пока не поступало такого известия, — пожала та плечами, — сказали служить и развлекать.

— Это как? — подняла Славка брови.

— А показать все и быть рядом. Даже спать будем вместе. Я здеся, — она показала на сундук.

Славка поняла, что это уже внутренние глаза за ней и вздохнула:

— Вот тебе и тишина. Без оглядки никак. Положение пленницы обязывает, да еще и хана.

— Ну, тогда давай, сказывай и показывай, — хмыкнула она и приготовилась слушать.

Так узнала, что здесь только часть гарема, самые молоденькие, которых готовят к представлению гостям хана, и самые старшие, которые тех обслуживают. Они уже отслужили свое и теперь работали здесь, прислуживая, как и она. Славка задавала ей вопросы и стремилась выведать о страже, о порядках, о начальстве. Ей все было необходимо знать, чтобы понять, как можно сбежать и можно ли это сделать. Так она поняла, что кроме хорошей кормежки и приличных платьев, ей позволительно еще и прогулки по внутреннему садику, но одной, только под присмотром ее прислужницы и стражника.

Славка вздыхала и горевала под похрапывание женщины, лежа ночью после всех новостей. Она поняла, что уж тут было почти невозможно сбежать, а зачем она хану, так и не поняла. Решив и дальше больше приглядываться и прислушиваться, она закрыла глаза и уснула.

Глава 8

Обозы растянулись и двигались медленно, поднимая пыль, скрывающую телеги и верховых. Жарило нещадно. Колодцы были полупусты и из-за пекла и из-за отката половецких отрядов. Но к вечеру, когда солнце заходило за горизонт, и опускались сумерки, начинало холодать, как и всегда к началу осени. Иногда они попадали под дождь, что лил и лил, был затяжным и довольно прохладным. Вся одежда пропитывалась влагой и под утро, даже при просушке у костров, приходилось терпеть мокрую ткань, но уже к обеду высыхало и вновь становилось жарко.

Обозы двигались уже по-осеннему пустынным полям. Травы было мало и приходилось подкармливать лошадей, подсыпая тем овса, что набрали с собой. Прошло уже более недели пути, и Владимир все это время разглядывал разоренные земли южных угодий соседних княжеств и качал головой.

— Как же непросто тут живется, — думал он, — постоянный страх и напряжение.

Он понимал, что жители все же селились тут, те, которые либо бежали от жестоких хозяев или же польстились на без оброковую возможность арендовать землю и работать только для своей семьи. Князья согласны были на это лишь потому, чтобы околицы были заселены и земли принадлежали уделу, а не считались свободными. Иные отбирались в пользу других, рядом живущих князей, или попросту захватывались без всякого предупреждения, как ничейные. Поэтому и были тут такие привилегии, как бы определяющие границы уделов. Но они-то и первыми подвергались набегам, хотя и не ежегодным. Половцы тоже понимали, что разоряя, они ничего не приобретают, лишь оставляют после себя пустыню. А это было невыгодно. Поэтому и отслеживали все это поставленные во главе коша старшины, то есть кошевые. С них-то и был спрос за все: за поселки своих и чужих, за работу на земле, за урожай и оброк, за подготовку войска в нужное время и ведения набегов по разработанному плану и маршруту. Иными словами глаза и руки главного хана Узбека. Так что и в его государстве не все было спокойно, то тут, то там вспыхивали и недовольство и междоусобица: за власть, за первенство, за привилегии от хана. Вот и старались по своему: наговором, подарками, лестью. Часто посыльных хана видели в кошах и как соглядатаями, и как палачами. Их боялись и ненавидели. Частенько просто тайно убивали. Но если хан узнавал об этом, то все взрослое мужское поселение готовилось к порке, пока не выдаст зачинщиков и исполнителей. Кошевые старались упредить и сами казнили разбойников. Иногда те сбегали и сбивались в небольшие отряды, превращаясь в разбойников. Они были смелы, бесбашены и жестоки. С таким отрядом и повстречался поезд Владимира.