Кровавый закон

Они дошли до края оазиса. Мужчина быстро ступил на песок. Олиф на секунду заколебалась. Глубоко вдохнула и тоже сделала шаг вперед. Привыкнуть к этой пустыне невозможно. Девушка грохнулась на коленки и тяжело задышала. Этот воздух, это солнце, этот песок… Берегини, ведь это не справедливо. Лучше бы ее закидали камнями на Народном собрании.

Лекс отошел достаточно далеко, и, не оборачиваясь, остановился. Девушка поняла, что он ее ждет. А Хэнк в тот последний раз, когда они вышли с оазиса, ведь даже не удосужился обернуться. Олиф пересилила себя и поднялась на ноги.

Некоторое время они шла в молчании. Девушка сокрушенно рассекала носками сапог маленькие песчинки. Те поднимались ввысь и оседали на ее платье, а некоторые добирались и до лица. Через несколько часов она снова станет пыльным коконом, можно было и не мыться.

Олиф перевела взгляд на спину Лекса. Перводружинник. Он мог убить кого угодно. Жаль только, что ей он все равно ничего не расскажет. Она выплюнула на руку камни, и обреченно спросила:

— Мы умрем, да?

Лекс слегка повернул голову и, как обычно, промолчал.

— Почему ты не отвечаешь?! — разозлилась девушка.

— Потому что я не отвечаю на глупые вопросы.

— По-твоему смерть — это глупость?

— По-моему, — членораздельно произнес мужчина, — глупо думать о смерти, пока ты жив.

— Но ты же о ней думал. — Олиф не спрашивала, она это и так знала.

— Думал, — согласился Лекс.

— И я о ней думаю, — неуверенно сказала она, понимая, что потеряла логическую цепочку в споре.

— Ну, думай, — разрешил мужчина.

Олиф смолкла. С ним даже спорить бессмысленно. Было бы лучше, если бы они вообще не разговаривали. Но для Олиф это равносильно смерти. Нет уж, все что угодно, только не тишина. Пусть так: коротко и грубо, чем ощущать абсолютное одиночество даже рядом с кем-то.

— Где ты научился так драться? — спросила девушка.

Лекс криво усмехнулся.

— Я воин, не забывай.

Надо же, с первого раза ответил.

— Научи меня.

— Чего?! — опешил мужчина.

— Научи меня убивать.

Ему понадобилось некоторое время, чтобы осознать, о чем она просит. Лекс на всякий случай повернулся и пристально заглянул ей в глаза. Просто чтобы убедиться.

— Из меня плохой учитель, — наконец, отрезал он.

— Я не хочу умирать. — Олиф подняла на него полный отчаяния взгляд. — Здесь нельзя обыграть судьбу, понимаешь? Либо ты, либо тебя. Я хочу умереть тогда, когда пойму, что другого выхода нет, а не тогда, когда мои кишки выльются наружу. Я хочу жить до тех пор, пока могу. Научи меня убивать людей. Это все, о чем прошу. О чем могу попросить.

Мужчина остановился и повернулся к ней лицом, прожигая суровым взглядом.

— Представь, что я один из тех разбойников. Посмотри мне в глаза. В глаза. — Он дождался того, чтобы девчонка выполнила приказ. — А теперь ответь: ты смогла бы ударить меня? Не убить. Ударить.

Олиф опустила взгляд. Сжала губы.

— Отвечай.

— Нет, — сокрушенно сказала она.

— А ты просишь научить тебя убивать людей. Думаешь легко пырнуть человека? Раз и все? Так вот слушай сюда, плебейка, нет ничего страшнее, чем убить человека, — прошипел мужчина. — И не потому, что рука не поднимается. Не потому, что ты навсегда лишаешь человека шанса дышать, а потому, что его мертвые глаза навсегда врежутся тебе в память. И каждый раз, засыпая, ты будешь вспоминать, как когда-то воткнула нож в живое существо. И чем больше ты убиваешь, тем больше стеклянных глаз будет сниться тебе по ночам. И, в конце концов, ты будешь бояться закрывать глаза. Даже днем. Ты этого хочешь?

Олиф была одновременно и огорошена, и изумлена. Это была самая грозная, самая длинная тирада, которую она только слышала от него.

— Мне не снятся глаза перводружинника, — тихо сказала девушка.

— Убить, защищаясь, и убить просто так — разные вещи.

— Откуда ты знаешь, что я защищалась?

— Не трудно догадаться, — усмехнулся Лекс.

Эта девка не смогла даже ударить разбойника, хотя знала (во всяком случае, догадывалась), что он может с ней сделать. Пожалуй, только злость могла заставить ее проявить агрессию. Или страх.

— Это значит, что ты мне не поможешь? — понуро спросила Олиф.

Лекс издал то ли стон, то ли рык, стянул сумку и принялся копаться в ней. Затем достал тот самый нож, который девушка вытащила в первый день в пустыне у мертвого Изгнанника (ей-то казалось, что она потеряла его), и протянул острый предмет девушке.

— Порежь меня.

— Что?!

— Давай. Ты же этого хотела.

— Я не хотела делать это на тебе, — испугалась Олиф.

Мужчина озадаченно посмотрел по сторонам.

— А на ком? Тут кроме нас двоих никого нет.

— Я… я не могу, это же ты.

— Представь, что это не я.

— Я так не могу! — Олиф стало не на шутку страшно. Лицо у Лекса было такое грозное, словно он намеревался прирезать ее прямо здесь.

Мужчина с видом оголодавшего хищника, наконец-то отыскавшего долгожданную добычу, завел руку назад и достал нож, раза в два больше, чем был у нее.

— Так тебе спокойнее? — жестко отчеканил он.

Девушка замотала головой. Но ему было уже все равно. Он размахнулся и прочертил полоску в воздухе. Ни бить, ни убивать девчонку он не собирался, ему нужно было лишь запугать ее.