Теперь он еще больше утвердился в мысли о причастности Гоуэла к случившемуся. Ему мог помочь человек, который находился здесь, в Челтнеме, – врач общей практики, упорно не отвечавший на его звонки.
Он позвонил в справочное – нет ли у них адреса доктора Шайама Сундаралингама. Адрес был, но закрытый, и тщетно Майкл умолял телефонистку, объясняя, что он врач и что дело срочное; она лишь порекомендовала ему обратиться в полицию.
Майкл подумал, не позвонить ли Роубаку, но шел уже второй час ночи. Ни от Роубака, ни от Сундаралингама он в такое время все равно ничего не добьется.
Десять минут спустя Майкл заехал в унылый переулок, где, судя по бланку, на котором было написано письмо доктора Сундаралингама, и располагался его кабинет. Майкл остановился у дома номер двадцать.
Рядом с входной дверью на большой медной табличке были перечислены все арендаторы. Однако не только доктора Сундаралингама, но вообще ни одного врача среди них не было.
Район здесь был тихий, никакого движения, Майкла обволакивала теплая тишина ночи. Он взял мобильник, вышел из машины и набрал номер доктора Сундаралингама. Мгновение спустя где-то над ним зазвонил телефон. После четвертого сигнала включился автоответчик: все тот же голос, что он слышал раньше: «К сожалению, доктор Сундаралингам сейчас не может подойти к телефону. Пожалуйста, оставьте свои координаты, и он свяжется с вами».
Он отключился, потом, чтобы убедиться наверняка, набрал номер еще раз. И снова через несколько мгновений наверху раздался звонок.
Майкл дважды по очереди нажал на все кнопки домофона, но ответа не получил, потом вернулся в машину, сдал назад на несколько футов, чтобы лучше были видны внушительные каменные ступени, ведущие к входной двери, после чего чуть откинул спинку сиденья и запер двери машины. Тело его устало до изнеможения, но мозг продолжал работать. Он услышит звук шагов или подъезжающей машины. А если вдруг задремлет, то с появлением первого человека непременно проснется.
Майкл закрыл глаза, но вихрь мыслей лишь сильнее закружил его. Мысли эти, подобно гигантской воронке, влекли его, слабого и беспомощного, в самый эпицентр, где был один лишь неразбавленный темный ужас.
Так он и уснул.
92
Тени пальцев Ламарка плясали на клавиатуре под дизайнерской настольной лампой от Филиппа Старка.
Иногда Томасу казалось, что это клавиши рояля «Стейнвей», а он – великий музыкант, вкладывающий в музыку всю душу. Вот он сидит здесь, у себя в кабинете, не существующий для всего остального мира, зачарованный мерцанием монитора, клавиши постукивают под его пальцами, а тело покачивается в ритм со словами, текущими по экрану.
Со словами, которые приходили откуда-то из эфира, а потом вытекали из его пальцев, словно он был всего лишь передаточным звеном между Творцом и монитором компьютера. «У тебя руки хирурга» – так говорила его мать. Да, гибкие руки с длинными красивыми пальцами, ногти аккуратно подстрижены, и никаких тебе заусениц.
Мама расстроилась, когда он ушел из медицинской школы. Расстроилась и рассердилась. «У тебя с головой не все в порядке, и ты это прекрасно знаешь, Том-Том, правда?»
Почему он ушел?
Это случилось так давно, что Томас уже и сам не помнил. Он вообще не был уверен, что правильно представляет себе прошлое. Да, все вокруг тогда злились на него, но окружающие вечно сердились на него из-за сущих мелочей. Может быть, все произошло из-за той суки-студентки, которую Томас ударил в лицо, когда она рассмеялась, услышав предложение потрогать его чу-чу? Да, тогда из-за этого разразился скандал. Мать была права насчет той девицы. Но стал ли тот случай причиной его ухода? Столько всего уже стерлось у него из памяти, и ситуация, похоже, только усугубляется. Но не сегодня утром. Сегодня утром память его работала как часы.
Словно бы батарейку подзарядили. Прохладный утренний воздух ласкал его тело, под шелковым халатом совсем ничего не было. Томас только что принял ванну, побрился, надушился, был готов к выходу. Сегодня у него напряженный день. Сперва похороны Коры Берстридж в Брайтоне. Затем операция мастэктомии в Кингс-колледже. Ну а потом он сам прооперирует телку доктора Майкла Теннента.
Запасы анестетика были на исходе: большую часть он израсходовал на Тину Маккей и этого никчемного репортеришку, Джастина Флауаринга. Томас хотел, чтобы они подольше жили и страдали. Правда, у него были фирменные бланки рецептов доктора Сундаралингама, но, может, анестетик больше и не потребуется. Пожалуй, если Аманда Кэпстик будет находиться в сознании, то получится даже интереснее.
Да, значительно интереснее.
Курсор на экране компьютера мигал. Томас сидел в темном кабинете за задернутыми шторами. Он писал ответ на письмо, которое несколько минут назад пришло ему с другого конца света.