Кровная месть

Гленн на долю секунды опередил Ламарка. Упал на бетон, метнулся вперед. Схватил пистолет, подался еще вперед, развернулся, направил оружие на Ламарка, который уже ухватился руками за щиколотку Гленна.

Луч света гас. Держа пистолет твердой рукой, Гленн встряхнул фонарик. Мигание. На секунду луч стал ярче, а потом снова начал гаснуть.

«Фонарик, миленький, еще чуть-чуть, прошу тебя, не гасни».

Гленн снова встряхнул фонарик. Свет стал сильнее. Ламарк смотрел на него. И улыбался. Видать, совсем спятил.

– Положите руки на затылок и встаньте, – выдохнул Гленн.

В груди хрипело: похоже, дело совсем плохо.

Томас Ламарк не шелохнулся.

Гленн, боясь, что вот-вот потеряет сознание, прохрипел во всю силу своего голоса:

– Немедленно положите руки на голову, мистер Ламарк, или я стреляю.

Тем же приветливым голосом, каким он встретил полицейских у двери своего дома, Ламарк произнес:

– Прежде чем войти сюда, детектив-констебль Брэнсон, я проверил, сколько пуль в обойме. К сожалению, их там оставалось всего три. Так что вы держите сейчас незаряженный пистолет. И вдобавок вы скоро умрете от потери крови. Мы можем подождать: я не тороплюсь, а мои друзья уж точно никуда отсюда не денутся. Мне очень жаль, но, боюсь, на данный момент я не могу предложить вам никакой альтернативы.

– Томас, – вдруг снова подал голос Майкл Теннент, – я бы хотел, чтобы вы рассказали мне о своей матери.

Даже не мигнув напоследок, фонарик в руке Гленна неожиданно погас. И тут детектив ощутил, как что-то движется на него из темноты. Он не знал, блефует Ламарк или нет, но, чувствуя надвигающуюся угрозу, нажал на спусковой крючок.

Яркая вспышка, оглушительный хлопок, отдача – все это стало для него сюрпризом, как и последовавший за этим душераздирающий вопль: так кричит умирающее животное.

Сначала даже невозможно было разобрать, чей это голос. Гленн поднялся на ноги. Вой продолжался, пронзительные вопли сопровождались жалобными всхлипами.

Это определенно был Ламарк.

– Помогите мне! Господи, да что же это такое? Кто-нибудь, спасите меня!

Гленн снова взял фонарик, подергал туда-сюда выключатель. Появился слабый луч. Ламарк лежал на полу, извиваясь, как змея, его лицо исказила гримаса, а из горла вырывался отчаянный вопль.

Гленн остановился на безопасном расстоянии: а вдруг этот тип прикидывается. Потом увидел пятно крови на правой штанине кремовых брюк и понял, что прострелил Ламарку коленную чашечку.

Томас говорил умоляюще:

– Пожалуйста, помогите мне, сделайте хоть что-нибудь! Господи, ну до чего же больно!

Все еще с опаской – мало ли на что способен Ламарк – Гленн несколько секунд смотрел на него, потом быстрым движением, чуть ли не из последних сил, опустился на колени и, не обращая никакого внимания на отчаянные крики, защелкнул на Томасе наручники.

Затем Гленн поднялся; колени подгибались, и его шатало из стороны в сторону. Он ухватился за каталку и ободряюще улыбнулся Аманде.

– С вами все будет в порядке, вы в безопасности. Я сейчас освобожу вашего друга, и мы вместе вам поможем. Ни о чем не беспокойтесь, теперь все будет хорошо.

Томас Ламарк с пола снова закричал:

– Да помогите же мне наконец! Боже мой, пожалуйста, сделайте что-нибудь, чтобы было не так больно! Я больше не могу это терпеть!

Полицейский посмотрел на него, и Томас замолчал.

– Вы меня удивляете, мистер Ламарк, – сказал Гленн; его дыхание становилось все более частым и хриплым. – «В стволе всегда остается одна пуля, никогда не забывай об этом». Неужели вы не помните? Именно этой фразой заканчиваются «Крылья джунглей», лучший фильм вашей матери.

105

Аманда во сне крепко цеплялась за Майкла, испуганно вздрагивала, каждые несколько минут издавала негромкие звуки, тихонько постанывала.

По утрам она смотрела на него, широко распахнув глаза, и с искренним недоумением спрашивала: «Неужели мне снова снились кошмары? Ничего не помню, вот честное слово, совсем ничего! – Потом она целовала Майкла и говорила: – Бедненький мой, опять я тебя разбудила, не дала толком выспаться».

Но это была неправда: Аманда не могла его разбудить, потому что Майкл почти совсем не спал, в основном просто лежал без сна, как и сейчас – в три часа ночи, спустя один год, четыре месяца и одиннадцать дней после той жаркой июльской пятницы, когда он вошел в дом Ламарков.

Когда-нибудь, возможно, афоризм Ницше станет справедливым и для него: «То, что меня не убивает, делает меня сильнее».

Справедливым для них обоих.

А пока они каждую ночь спали со включенным светом. Об этом попросила Аманда, а Майкл не возражал. Наоборот, он даже был ей в душе благодарен. Майклу тоже требовался свет, но сказать Аманде об этом означало бы признаться в собственном страхе, а он хотел, чтобы она снова стала сильной, а потому должен был и сам притворяться сильным.