Кровная месть

Змий резко остановился, развернулся, глянул в лицо Рема и хотел было по привычке ткнуть младшего брата указательным пальцем, но вовремя спохватился: синяки на ладони еще не сошли после последней попытки провернуть нечто подобное. Ткнуть не ткнул, но строго погрозил:

— Не вздумай ляпнуть подобное! Это будет невежественно и оскорбительно! Некоторые замечательные девушки, в основном — из небогатых но благородных оптиматских и популярских семей, проходят у мадам Курсийон обучение! В чем его суть — я не скажу, но они образованы, красивы, обладают приятными манерами… Один из аспектов учебы — практика общения с мужчинами. Можешь считать себя наглядным пособием, или — натурщиком, как у художника. Но с особыми привилегиями!

— Гетеры что ли? — бровь Рема сама по себе поползла вверх.

— Гетеры? Ох, какой ты сложный! Такое чувство, что ты в Смарагде не в университете учился, а в кабаках пивом торговал… Так! Что значит этот взгляд, братец? Ты что, и вправду?! То есть как это — пивом?.. — Змий был не в курсе всех перипетий студенческой жизни младшего Аркана, с ним Буревестник в переписке не состоял и особенно не откровенничал. — Ладно. Черт с тобой! Вижу, у нас слишком много тем для разговора накопилось… Будем наверстывать завтра. А сегодня — я провожу тебя в пансион, ты там будешь вести себя вполне прилично и дружелюбно, и не смеешь обидеть девушек! Не-е-ет, я знаю что ты законченный наивный романтик и не имею в виду всякие грубости. Напротив! Если какая-нибудь из них решит продолжить с тобой общение… Ну — один на один, то в таком случае не смей отказывать!

— А то что? Посадишь в клетку, как интенданта? — усмехнулся Буревестник.

История с пансионом выглядела довольно странной, особенно в свете всего, что он раньше знал о своем старшем брате. Выходит, Змий в своих походах не только врагов сокрушал? Так или иначе — это было любопытно, это заставляло кровь быстрее бежать по жилам, а сердце — стучать чаще. Предвкушение чего-то необычного овладело молодым Арканом. Любопытство — вот каков был основной мотив, который возобладал в душе Рема. Еще год или два назад он наверняка вспыхнул бы от такого предложения и произнес кучу пафосных слов, и отправился бы в свою палатку — к бутылке с вином, или в лес — чтобы вдоволь настрадаться и пожалеть себя. Теперь же… Теперь ему было жутко любопытно!

— А что не так с интендантом? — удивился Децим. — Что посеешь то и пожнешь, верно? Посидит посреди лагеря, у всех на виду денька три, в одних гнилых сапогах… И на завтрак, обед и ужин — каша со спорыньей. А там — как решит Господь. Или выживет и возместит все мои убытки из личного кармана, или сдохнет… И тогда убытки возместят его родственники. Он ведь зажиточный, популяр из аскеронских…

Они прошли по городским улицам версту или полторы, и, наконец, вошли в ворота вечнозеленого парка. Звук шагов двух братьев терялся среди мощных стволов и густых крон исполинских деревьев.

— О, Творец всемогущий! — Рем не переставал доставать брата ни на минуту. — Ты что, назначил снабженцем какого-то популярского торгаша? И этого человека считают лучшим полководцем побережья? Да как ты вообще воевать-то умудрялся? На морально-волевых?

— Знаешь, этот популярский торгаш, конечно, редкостная скотина, но сотню лошадей у него из-под носа точно не уводили!

— С козырей зашел, брат мой? На больную мозоль наступаешь? Да я лучше сотню лошадей потеряю, чем буду жрать спорынью!

Так, мило общаясь и упражняясь в выражении братской любви, Арканы и дошли до высокого трехэтажного здания с изящным фасадом, утопающим в весенней зелени.

Балкон над крыльцом поддерживали беломраморные атлант и кариатида в виде юноши и девушки классической, абсолютной красоты, одетых по староимперской моде. Геометрический южный орнамент по карнизу, мраморные пилястры того же голубого оттенка, что и ступени лестницы, черепичная крыша, ланцетовидные окна с цветными стеклами — всё это создавало удивительное впечатление одновременно строгости и волшебства.

Децим парой прыжков поднялся по ступеням и взялся за тяжелое медное дверное кольцо. Где-то в глубине здания раздался мелодичный звон, и спустя короткое время массивная дверь отворилась. Высокая, ухоженная женщина в строгом голубом платье, белом чепце и белом переднике шагнула через порог.

— Вы? Давно вы не навещали наш пансионат, маэстру Децим!.. Неужели снова тяготы и лишения походной жизни привели вас к нашему крыльцу? — тон ее голоса был доброжелательным, выражение красиво состарившегося лица отражало участие и, кажется, любопытство.

— Нет-нет, я… Я привел к вам гостя, — Децим указал на брата, который мялся на нижней ступеньке. — Вот у него — точно последние месяцы жизнь была полна тягот и лишений. Ему бы не помешало приятное общество, забота и внимание, мадам Курсийон…