Кровная связь

Я ухмыляюсь ей через плечо и киваю. — Я уверен. Я заставил его просмотреть все камеры, чтобы составить карту этого места. Он все еще так говорит о нас? Я убью его для тебя.

Она насмехается и сползает с камня. — Нет. Он не делал этого уже несколько месяцев, но на самом деле такие вещи никогда не забываются. Мы также не можем убить одного из наших самых надежных друзей из-за небольшой доли вуайеризма.

Я мог бы.

Я бы так и сделал, но оставил это.

— Откуда ты так много знаешь о походах? Я думала, что Бэссинджеры — это тот тип неприлично богатых, которые живут на горнолыжных курортах и в отелях на воде на Багамах.

— Так и есть, но Джерико, единственный приличный Связной Аурелии, вырос на ферме. Он часто брал меня в походы после того, как они стали Привязанными, в основном для того, чтобы уехать от моей семьи. Он, наверное, единственный из них, кто действительно скучает по ней. Мне не совсем жаль ее. Она была в лагерях, и есть всего несколько вещей, которые она могла бы там делать, но она следовала всему, что говорили ей наши родители. Потом она выполняла все, что говорили ей ее Связные. Думаю… встретив тебя, зная все, что ты сделала, я стал судить ее гораздо строже. Ты бы никогда не позволила никому из нас уговорить тебя присоединиться к Сопротивлению. Ты бы… разбила свое собственное сердце, чтобы поступить правильно. Я знаю это. Мы все знаем.

Оли опускает голову, как будто пытается не заплакать, и я двигаюсь, чтобы пригнуться и повозиться с подушками, чтобы дать ей минуту. Обычно я был бы в ее пространстве, притягивая ее к своей груди и пытаясь исправить все за нее, но мы здесь, потому что она чувствует себя как под гребаным микроскопом, так что я остыну на день.

Я могу выдержать день.

— Это ужасно много подушек, — говорит она, соскальзывая с валуна, чтобы подойти.

Я киваю. — Мой матрас не поместился бы на квадроцикле, я уже измерил его.

Она насмехается, когда подходит ко мне, проверяя наличие камеры, поэтому я подтаскиваю ее еще на шаг ближе, чтобы убедиться, что она ее не видит. Я пытаюсь сдержать свои ожидания, но она прикусывает нижнюю губу, и я почти поднимаю ее на руки, чтобы найти хорошую стену пещеры и трахнуть ее.

Успокойся, Бэссинджер. Не порти все сейчас.

Вот только мне не нужно продолжать эту ободряющую речь, потому что она тянет меня за руку, пока я не наклоняюсь, чтобы встретиться с ее губами, мои руки перемещаются к ее заднице, чтобы притянуть ее обратно к моей груди. Она кажется такой крошечной на фоне меня, такой чертовски хрупкой, и я уже много лет не беспокоился о том, что могу потерять контроль над своим даром и раздавить кого-нибудь, но когда я чувствую, как ее узы вырываются и прижимаются ко мне, взывая к моим, я почти срываюсь и теряю над контроль с ней.

Она ощущается слишком чертовски совершенно.

Я едва отрываюсь от нее, чтобы заговорить, и хныканье, которое она издает, — это моя новая зависимость. — Скажи мне, что я могу раздеть тебя сейчас, сладкая. Скажи мне, что хочешь этого так же сильно, как и я, потому что иначе мне придется прогуляться.

Оли хихикает против моих губ и кивает. — Я хочу тебя. Я хочу этого. Я хочу связаться с тобой и оставить тебя навсегда. Даже если это эгоистично…

Я прерываю ее еще одним поцелуем, больше никакого дерьма, и мои руки двигаются, чтобы стянуть ее кофту через голову. Ее руки бьются о мою одежду, и мы отчаянно хватаемся друг за друга. В нас нет ничего практичного или обходительного, просто два идиота, которые нуждаются друг в друге больше, чем в воздухе.

Я уже видел ее почти голой. Я держал ее в своих объятиях, наши груди прижимались друг к другу, пока она вытягивала из меня силу, чтобы прийти в себя, но в тот момент все было направлено на то, чтобы она снова пришла в себя. Мне пришлось пригрозить своему члену, чтобы не напрягался из-за моей бессознательной и почти безжизненной Связной.

Видеть ее голой с ее согласия и участия в миллиард раз охуительнее, особенно когда она ухмыляется мне, отступая назад, чтобы одним движением снять джинсы и трусы и отшвырнуть их в сторону.

Она морщится, когда они оказываются слишком близко к отверстию пещеры, но я приглаживаю серебристые локоны ее волос, пытаясь отвлечь ее на нас, забыть о камерах, осторожности и наблюдении Сойера, потому что все это не имеет значения.

Я точно не позволю этому мудаку беспокоить ее по этому поводу.

Я благоговейно провожу рукой по ее груди, между ее выпуклостями, и наблюдаю, как она дрожит, ее соски напрягаются, словно приглашая. Все в ней приглашает, каждый ее дюйм открыт, здесь и желает.

Хочет меня и того, что я так чертовски готов ей дать.

Я заканчиваю расстегивать свои джинсы и ремень, снимаю их и кладу чуть ближе, чем ее, на всякий случай. На тот случай, если какой-нибудь гребаный идиот заявится сюда и вздумает приблизиться к моей Связной.

Оли снова прикусывает губу, и я срываюсь, большим пальцем провожу по ней и заставляю ее остановиться. Если кто-то и прикусит эту пухлую розовую плоть, то это буду я.